Преврати меня

— И она будет выглядеть ужасно, — сказал Саня.

Он был бледен, но казался спокойным.

— Если это утешит, — возразил доктор, — то для вас ее не будет. Личность умрет намного раньше.

Было тихо. За окнами начал гаснуть мягкий свет короткого декабрьского дня. Мама не плакала. Не знаю почему. В ней, как и во всех нас, что-то сломалось. Что-то слишком большое и твердое, чтобы превратиться в прозрачные капли слез. Врач достал пару визиток и положил их на стол.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Вы всегда можете позвонить, если захотите. Мы специально для вас можем синтезировать в лаборатории препарат «бреведин А». Он разрушит аппарат Гольджи в нейронах Александра и отсрочит слабоумие на несколько недель. Это яд, но другого лекарства пока нет.

— Да, конечно, — глухо согласился папа. — Я вам позвоню.

— Торт очень вкусный, спасибо вам за чай, и мне жаль, что я пришел сегодня, искренне жаль.

Доктор осторожно встал из-за стола. Саня тоже встал.

— Я провожу вас, — сказал он. — Лиз, хочешь со мной?

— Да, — ответила я.

Мы вернулись в прихожую. Врач снял с крючка свое холодное пальто.

— А что еще известно про Райли? — спросил у него брат.

— Как вы понимаете, я совсем мало интересовался ее биографией, — ответил медик, — намного больше ее ДНК. Но, кажется, у нее есть англоязычный фансайт. Она училась на отделении искусств в университетском колледже королевы Маргарет и пела в группе. Ее недуг и исчезновение вызвали вал соболезнований.

— У нас нет интернета, — сказала я.

Мужчина развел руками.

— Ты можешь попросить пять минут в классе информатики, — предложил мне Саня. — Скажи, что…

…Это нужно твоему умирающему брату. Скажи им это, и они не смогут отказать, ведь это волшебные слова…

— А как найти этот сайт? — спросила я.

— Просто спросите Гугл, — улыбнулся Валерий. — Хотите, я напишу ее имя по-английски, чтобы вам было проще?

— Да, пожалуйста, — попросил брат.

Врач закончил застегивать пальто, вытащил из дипломата письменные принадлежности.

— Темно здесь, — пожаловался он, потом приложил листок к стене и, мучительно напрягая глаза, вывел на нем: «Riley Stanton».

Я догадалась, что ему нужна помощь, и зажгла свет.

— Благодарю, но поздно, — сказал медик. — Вот, — добавил он, протягивая Сане обрывок тетрадного листка. — Вы легко ее отыщете. Там попадутся ее блог, фансайт и пара научных статей о вариациях болезни Крейтцфельдта-Якоба.

— Спасибо, — сказал брат.

— Ладно, — доктор бросил ручку обратно в дипломат. — Мне, наверное, пора.

— Можно я вас сфотографирую? — вдруг спросил Саня.

— А… — мужчина неловко улыбнулся. — Почему бы и нет.

Саня вернулся в комнату. Мы с доктором остались вдвоем. Я подумала, что должна что-то сделать, задать какой-то последний вопрос.

— А когда с ней все это случилось? — поинтересовалась я.

— Три года назад, — ответил Валерий. — Заболела в шестнадцать. В семнадцать исчезла. Жалко. Видимо, была одаренной натурой.

— Да, — вздохнула я.

Брат вернулся и сделал фотографию доктора.

— Я все же пойду, — сказал тот.

— До свидания, — попрощался Саня.

Медик ушел. Брат в руке, свободной от фотоаппарата, все еще сжимал бумажку с именем больной девочки. Теперь он протянул ее мне.

— Найди ее, — попросил он. — Ты должна найти ее.

Мы заперли дверь и вернулись в комнату, к запаху свечей, вкусному торту и окаменевшим лицам наших бедных родителей.

* * *

— Сутки еще не кончились, — сказал Саня в одиннадцать. — Может, он еще придет.

Мы вдвоем сидели за компьютером. Брат, щурясь, перелистывал фотографии, отснятые за день.

— У него может быть тысяча причин, чтобы не сделать этого, — возразила я. — Ты всего лишь соседский мальчик.

…мы оба знаем, что это не так…

— А у него как раз умерла тетушка в Австралии, — пошутил Саня, — так что он сел на самолет и улетел в далекую страну.

Стекло нашего окна зазвенело. Мы вздрогнули и обернулись. На улице была кромешная тьма. В комнате горел ночник и еще мерцал экран компьютера, и все же я увидела, что к стеклу прилип…

— Что там? — спросил брат.

— Снежок, — ответила я. — Кто-то бросил нам в окно снежок.

Саня посмотрел на меня и улыбнулся. Странной, одновременно грустной и веселой и немного безумной была эта улыбка.

…Он пришел…

…И ты чувствуешь его, как тогда ночью, да, брат?..

— Пойдем, — сказал Саня. — Только тихо.

Он отключил фотоаппарат от компьютера и повесил его на шею.

— А если этот человек что-нибудь сделает с нами? — спросила я.

— Я все равно пойду, — сказал Саня. — Что мне терять?

От его интонации у меня по коже расползлись мурашки. Я больше не спорила. Мы бесшумно спустились вниз.

Родители смотрели телевизор и пили пиво. Я всего пару раз видела отца пьяным. Но тем вечером он, скорее всего, хотел напиться. И мама ему не мешала. На столике у дивана стояло семь пустых бутылок.

— Они хорошо будут спать, — шепотом сказал Саня.

— Плохо, — ответила я. — Им придется бегать в туалет.