Превратности судьбы

– Да нет никакого примата! И политика, и экономика – каждая сама по себе. Притом, что одна другой может и мешать, а может и способствовать, – мне уже надоело втолковывать ему простые истины, однако же приходится. – Ну, вот представь, что некий мужик стремится к власти. Зачем это ему? Первое желание, особенно если приехал из провинциальной глухомани – хорошенько подхарчиться, получить массу жизненных удобств в виде зарплаты, квартиры, машины, дачи… ну и прочее. А потом вдруг захотелось ему бабу! И не какую-нибудь, а из тех самых топ-моделей, грудастых, длинноногих…

– На что ты намекаешь? – возмутился Пьер.

Эстер только недоумённо подняла свои красивые брови и ничего не сказала. А я продолжил:

– Не принимайте близко к сердцу, это только для примера, – я и вправду увлёкся, представив Эстер рядом с собой, в постели… ну что-то в этом роде. – Итак, причём тут экономика, если срабатывает тривиальный физиологический инстинкт? А дело в том, что получается следующая цепочка: политика – экономика – материальный достаток – плотские удовольствия – надгробие за низенькой оградой.

Я перевёл дух и продолжал, не дожидаясь, пока Пьер переварит мною сказанное:

– Но может быть и другой вариант. Клиент к мужикам и бабам равнодушен. Тогда звено «плотские удовольствия» в этой цепочке заменяется чем-нибудь другим. Скажем, удовольствием от власти над людьми, иногда это доходит до садизма. Однако возможен и третий вариант! Представь себе, что претендент на властный пост уже достаточно богат. Тогда цепочка выглядит так: экономика – политика – удовольствие от власти над людьми – скромная могилка на кладбище под Лондоном или же в Сибири. Словом, тут такой набор возможностей, что на все вкусы хватит. Было бы желание.

– А у тебя оно есть? – Эстер задала вопрос с намёком, но я делаю вид, что не понимаю.

– Мои желания связаны с литературой. Ну, может быть, ещё с Катрин. А всё остальное по фигу!

– А, скажем, мировой кризис… Разве тебя это не волнует? – Пьер снова возвращается к любимой теме.

– Кризис – это естественное отправление либеральной экономики. Как это может волновать? Сами напридумывали чёрт-те что, а теперь мучайтесь, пока не надоест.

– Ну а свобода?

– Зачем нужна свобода, если есть права?

– А демократия? – кажется, Пьер уже вовсе выдохся, не находил аргументов для предметного спора и потому только задавал примитивные вопросы.

– Про демократию Черчилль хорошо сказал. Что-то вроде того, что ничего лучше человечество так и не придумало. А я бы уточнил – могли бы придумать, но не захотели. Тем же из нас, кто попытался, крепко дали по мозгам. Да что тут говорить, каждый из так называемых демократов мечтает лишь о том, чтобы у него была своя собственная демократия, для личного употребления. Это особенно характерно для тех, кто находится у власти.

– Нет, ты не прав! Демократия вполне приемлема для большинства людей из самых разных стран.

– Да, в основном, для сытых.

– Но выборы, всенародное волеизъявление… Неужели ты способен замахнуться на святое?

Не знаю, то ли он уже в стельку пьян, то ли и в самом деле его обуял дикий ужас, судя по глазам. Ну что ж, добивать, так добивать, мне это не впервой:

– Представь себе семинар по теоретической физике, где правильность некой теории решается голосованием. Абсурд! То же и в политике, и в экономике.

– Нет, подожди! Критерием теории всегда являлась практика.

– Это справедливо только в том случае, если эксперимент по проверке теории выполнен корректно.

– А разве не так?

– Тогда скажи, зачем тратят сотни тысяч долларов на предвыборную кампанию в какой-нибудь вполне цивилизованной стране? Для чего устраивают пышные предвыборные митинги, зачем обрушивают на наши головы мегатонны политической рекламы? Да только для того, чтобы промыть мозги. Чтобы избиратель принимал решение под влиянием эмоций, а не в результате размышлений. Причём промывают мозги как минимум два месяца, а на размышления оставляют день. Так где же тут свободное воле-изъявление? Да тут демократией и не пахнет!

Дальше я не стал продолжать, а Пьер только и смог произнести:

– Ну, я тогда не знаю…

Эстер загадочно молчала, размышляя о своём. Возможно, о предстоящем свидании со мной. А Пьер был явно потрясён нашим разговором. Я даже пожалел о том, что затеял этот спор. И с какой стати на меня нашло? Жил бы он себе и жил, верил бы в эти сказочки – тем более, если они доход приносят. А тут, здрасьте вам, явился я! Явился и попытался всё разрушить. Да ладно уж, какие ещё требуются разрушения, когда до сих пор разруха в головах…