Превратности судьбы

Вот и дубовая дверь с бронзовым номером 10. Помявшись с минуту, Миша постучал. Дверь приоткрылась и на него недоумённо воззрилась молоденькая девушка.

— По субботам госпожа уроков не даёт, — видно приняв его за одного из учеников, сказала служанка.

— Я на личную встречу, — придержал дверь парень.

— Госпожа никого не принимает, — растерянно ответила девушка. — Вам лучше уйти.

— Скажи ей, что пришёл племянник, — помня, что служанка также вполне может оказаться тайным информатором стражников, довольно грубо приказал Миша. — И передай ей это.

Он ни минуты не сомневался, что мама его узнает, как бы он не старался изменить свою внешность. Однако разумнее было её предупредить, чтобы она случайно не выдала его своей реакцией или словами. Поэтому юноша вынул из ножен кинжал и передал его девушке.

— Аннушка, кто там? — раздался из глубины комнаты до боли родной голос.

Служанка поспешила доложить госпоже о неожиданно прибывшем родственнике.

Вернулась она очень быстро и, кланяясь, пригласила дорогого гостя в номер.

Миша вошёл в весьма скромные апартаменты, больше напоминающие учебный класс. Но хорошенько оглядеться ему не удалось. Как только Анна закрыла дверь, из боковой комнатки вышла Иола. У парня от боли сжалось сердце: его всегда молодая и весёлая мама вдруг постарела. Её волосы больше не переливались золотом в лучах проникавшего в комнату солнца, глаза потускнели, от них лучиками расходились тонкие морщинки, осанка не казалась королевской, её точёная фигурка осунулась, будто мама болела.

Увидев сына, Иола покачнулась и чуть не упала. Поддержал её мгновенно оказавшийся рядом Миша. В следующее мгновение женщина залилась слезами.

— Ну что ты, тётя, — с трудом заставил парень себя проглотить слово «мама». — Со мной всё хорошо. Я жив, здоров.

— Дорогой мой, родной, — целовала его в щёки мама, боясь отпустить. — Я и не надеялась больше тебя увидеть…

Миша устыдился некстати промелькнувшей в голове мысли, что мама никогда раньше не проявляла к нему столько любви и нежности. Крепко обняв женщину в ответ, юноша осторожно отстранил её и забрал из её рук кинжал. В оживших глазах Иолы одновременно светились радость и грусть. Она была счастлива видеть сына, но неминуемая разлука и невозможность как следует поговорить печалили её.

— Я принёс подарки, — шатен вытащил из внутреннего кармана кулон Оскара и простенький браслетик, сплетённый Варей.

Иола, взяв их, с вопросом посмотрела на сына, опасаясь услышать худшее.

— Браслет просила передать Валентина, дочка нашей экономки…

Женщина кивнула, давая понять, что в курсе, под каким именем живёт в замке дочь.

— А кулон от меня на память, чтобы ты не сомневалась, что у нас с отцом всё хорошо. Передай это дяде. Я надеюсь, его скоро выпустят.

— Суд будет тридцатого августа, — не сдержавшись, ещё раз обняла его мама. — Береги себя, милый. Не волнуйся за нас.

— Я тоже люблю тебя, тётя.

И он ушёл, как бы ни хотелось ему ещё хоть немного побыть с мамой. Они оба понимали, что даже этот короткий визит может выйти им боком, несмотря на любые предосторожности.

На улице, прислонившись спиной к дереву, у детской площадки его дожидался скучающий Алет.

— В тюрьму хоть не пойдём? А то не рационально получается: надо было тогда сразу сначала туда, а уж потом сюда топать.

— В тюрьму не пустят, — меланхолично заметил подавленный столь краткой встречей Миша. — Без пропуска могут видеться с заключёнными только ближайшие родственники: жена, дети, родители. А я, как племянник, должен получить разрешение начальника тюрьмы.

— Как хоть всё прошло?

Они прошли несколько улиц, когда Миша, наконец, заговорил…

***

Встреча с матерью подкосила подростка. Он замкнулся, раз за разом в мыслях возвращаясь в ту комнату и коря себя, что так мало сказал, что сдерживал разрывающие его в тот момент чувства. Он знал, что верно поступил, проявив при служанке приличествующее племяннику хладнокровие, но это не оправдывала его, как сына. Мама так рада была его приходу! С такой неподдельной тоской и покорностью в глазах его провожала. Он всей душой чувствовал, как нужен ей, ему так хотелось её оттуда забрать, защитить! Но он не мог. И осознание собственного бессилия пред сложившимися обстоятельствами его убивало.

Стараясь отвлечься, Миша с головой ушёл в изучение древних рукописей. Благо, Панфилий (наверняка посочувствовав его состоянию) дал им ключ от кабинета отца, правда, от греха подальше, запретив им что-либо выносить.

Ребята и не подумали нарушать запрет. Всё своё свободное время они проводили в кабинете. Дина, взявшая на себя заботу о Варе, помогала парням в основном вечерами и когда Марфа занималась с «приёмной дочерью» рукоделием. Зато Миша вовсе переселился из своей спальни на кушетку в кабинете, засыпая скорее от изнеможения, чем от усталости. Алет надеялся, что когда вернётся дракончик, друг, вынужденный опять заботиться о своём питомце, придёт в себя и выйдет из своего болезненно-упаднического состояния.