Превышение меры обороны

Связь с Ярой отвлекла меня от дурных мыслей и одновременно сделала по-особому осторожным. Оставаться на ночь она могла только раз в две-три недели, уж и не знаю почему. Обычно я из соображений безопасности даже отвозил ее домой в час-полвторого ночи, когда силы наши вполне исчерпывались и следовало подумать о спокойном, освежающем сне, что вдвоем в постели удавалось неважно.

Зато в остальное время мы встречались у меня каждую свободную минутку; я свернул свои амуры в школе, сообщил об этом Ярочке и тут же заслужил он нее скорую, горячую и деятельную похвалу.

– А как ты его называешь? – спросил я однажды, не подумав.

– Виталик… – тут же ответила она, как будто мы думали об одном и том же.

– Вот как… – Я слегка помедлил. – А хочешь… зови меня тоже Виталиком, ну чтобы случайно не проговориться…

– Я не проговорюсь, – строго ответила Яра. – Можешь быть совершенно спокоен. – И тут же добавила: – Или ты, может быть, мазохист?

– Я не мазохист, – так же строго ответил я. – Я просто о тебе забочусь…

Теперь у Яры были ключи от черного хода. Запарковавшись у соседнего супермаркета, она могла проникнуть ко мне в подъезд незамеченной, если за домом, конечно, наблюдали только спереди, с парадной.

– Так что там у нас было с Кипром? – как-то спросил я ее к слову.

– Я получила классный контракт… – без особой радости сообщила она. – Реально богатый перец, фабрика на Кипре, посевы какие-то, биржа… И я – шеф по пиару и сопровождению. Шеф безопасности будет ходить подо мной, прикинь? Никогда бы не подумала, что смогу столько зарабатывать. А выучу греческий – будет еще больше…

– И когда ехать?

– Еще два месяца, – проговорила Яра совсем уже невесело.

– Греческий учишь?

Она не ответила и окончательно погрустнела.

***

Неудачи преследуют нас; это оттого, что я поручил

организацию экспедиции брату моему Николаю…

В.Каверин, «Два капитана»

История с мешком и Гудвином всё еще снилась мне, причем не яркая ее часть, с кровью и стеклянными брызгами, а именно будничная, бытовая: тревожная поездка в Степное, поиски укромного места, черная болотная вода, коряги, снежок, голые скользкие ветки деревьев, капли влаги, срывающиеся с тонких веточек и оставляющие в нежном снеговом покрове глубокие, темные – как пулевые – пробоины. Обычная инверсия подсознательного, тьма египетская: ведь никакого снега в тот день не было, моя бедная голова по-прежнему разруливала этическую проблему, упрямо валя всё в одну кучу. Во сне мешок вечно всплывал из-под коряги одним боком, под прочной тканью у трупа шевелились конечности, или он вдруг весь принимался судорожно биться, пока мы снова не заталкивали его под воду толстыми сукастыми корягами.

Постепенно я, однако, свыкся к этой мукой, так что, чуть только сон «про это» захватывал мою усталую голову, я мужественно поднимался, шел в полутьме ночной квартиры к холодильнику и там накапывал себе снотворного: от барбитурата мысли скоро мягчеют и съёживаются, как гуппи в аквариуме, если плеснуть туда рюмку водки.

Но сны снами, а вот с моим дружком чем дальше тем более множились невнятицы. Завулон являлся в школу пасмурный, цедил сквозь зубы, а в перерыв в преподавательской усаживался в угол и отгораживался ото всех газетой. В один прекрасный день я, похолодев внутренне, внезапно отметил про себя, что стал встречать его в городе в тех местах, которые считал прежде сугубо своими. По всему раскладу выходило, что Зав следит за мною, пасёт меня скрупулёзно и целенаправленно – и неизвестно с какой целью, это мне предстояло еще выяснить. Если дружок боится меня, следует просто не давать ему поводов для страха, и постепенно он вероятно остынет, угомонится. Если же он уже принял решение – тогда надо… и для начала я купил себе с рук электрошокер, который таскал теперь в кармане повсюду.

Однажды я не выдержал и сорвался. В преподавательской никого, кроме нас, на было. Зав сидел в углу с газетой. Я поднялся и подошел к нему вплотную.

– Что происходит, дружище? – проговорил я нарочито фальшивым тоном. – Кошмары замучили? Давай, поделись… Так и скажи мне по-честному: «Мол, не могу терпеть, душит…». А я приму меры.

– «По-честному, не по-честному…» – зло передразнил Завулон. – Честность вообще кончилась с изобретением телеграфа.

– Как это?! – вскинул я брови.

– Ненужная вещь… – уверенно бросил Зав. – Это при царе горохе гонцы нужны были честные, вот честность и ценилась. А сейчас джи-пи-эс-маячок тебе к куртке прицепят и каждый твой шаг проследят, с точностью до метра. И что толку что ты честный? Кому это нужно?

– Ну, телеграфист, вероятно, тоже мог нахимичить… – попытался возразить я. – И маячки, кстати, легко проверяются и отлавливаются. Техника не стоит на месте. На каждый маячок… – Я ухмыльнулся: – …есть свой контрмаячок, с антенкой и верньером. «Клопов» сейчас вылавливают на раз… А ты, Зав, как я посмотрю, технику любишь?..

– А что! – еще больше озлился вдруг он. – Технике уж точно деньги не сунешь. И показания не выбьешь. Пытками…