Прежде чем я умру (СИ)

Ее человеческий путь закончился в четырнадцать лет. Когда она родилась, небольшую деревушку, в которой они с родителями жили, поразила странная и таинственная болезнь. За каждый прожитый Доминикой год, умирало по нескольку человек. Никому и никогда не приходило в голову, что в маленькой девочке, может таиться угроза.

Шли годы, Доминика росла — это был необычный ребенок, замкнутый и тихий, от нее редко когда можно было услышать больше пары фраз или увидеть улыбку. Худенькая, с большими разноцветными глазами на узком личике, она напоминала собственной матери совенка.

— Какой маленький у моей Домны носик, а какие глазки. Улыбнись мне доченька — просила ее матушка, но девочка лишь склоняла голову набок так, что ее мышиного цвета волосы рассыпались по узким плечикам, пока однажды Доминике не пришлось их отрезать.

Небольшой пожар, приключился в сенях их дома, девочка заигралась со свечой, и половина волос сгорела, странным образом не задев кожу лица. Мать сетовала, заливая пол водой, и все что осталось сделать — это остричь обгоревшие локоны. Теперь соседские мальчишки, дразнили ее «Парнишкой», потому как одна часть волос справа была коротко пострижена, а с левой, ушко скрывала длинная челка.

Однако стоило кому-то из детей уж слишком обидеть девочку, она поднимала на него свои холодные и полные спокойствия глаза и долго, не мигая смотрела в упор. Детям от этого пристального взгляда, становилось не по себе, и они умолкали, разбегаясь играть вместе, но только не с ней. Доминике никто и не был нужен, кроме ее соломенной куклы, с которой она часами могла играть и мысленно переговариваться.

Год за годом, добавлялись все новые могилы, кладбище расширялось. Постепенно, из всей деревни осталась лишь одна Доминика. Маленькая девочка в дремучем лесу, в богом забытом селении, среди пустых и обветшалых домов. И так еще много лет: летом она питалась тем, что давал лес, а зимой скиталась по заснеженным полям, лугам. Она научилась охотиться и убивать животных, которые могли прокормить ее своей плотью и кровью, научилась разжигать костер в камине своего старого дома, научилась ухаживать и заботиться о самой себе, храня молчание, пока однажды, не осознала, что жить ей не хочется, а хочется уйти туда, где нет нужды, холода и голода, нет одиночества и тоски… Где лишь покой.

Ступая по мокрой от росы траве, она шла к пруду. Обволакиваемая плотным туманом деревня, покоилась в мертвой тишине среди лесной чащи: ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни одного звука, кроме медленных шагов…

Изо рта вырываются клубы пара, исхудавшее, мертвенно-бледное, словно маска, лицо не выражает никаких эмоций. Она останавливается на деревянном мостике и смотрит своим отрешенным взглядом на пруд, напоминающий большое, черное зеркало, в котором так ясно отразился ее образ. Девочка в длинной, холщовой рубахе, доходящей до узких щиколоток босых ступней. Незаметно, туман стал медленно расстилаться над водной гладью, подбираясь к мостику и обволакивая девичьи ноги.

«Смерть шла со мной рука об руку, где была я, там жила и она, питаясь всеми, кто окружал меня. Кто я и для чего существую в этом мире?»

— Ты — есть Смерть, рожденная с этим даром и великой силой. — Нашептывал туман.

— Как мне жить?

— Не живи… умри и возродись в новом обличье. — Подталкивал ее мужской голос.

Шаг, холодная вода острыми шипами впивается в кожу и смыкается над ее головой. В Царстве черной воды, где мир кажется черно-белым, Домна ощутила покой. Она не чувствовала, как боль от нехватки кислорода разрывает ее легкие, как медленно, но верно сознание погружается в состояние вечного покоя, как ее глаза заволакивает серой пеленой.

Где-то над полями и лесами горизонт окрасился кроваво-красным оттенком закатного солнца. Луг наполнялся множеством шорохов, везде теплилась жизнь, заухала сова. Наступили сумерки, а затем и ночь с усеянным звездами небом, с большой, белоснежной, как вышитая кружевом, луной. Во мраке ночи из пруда выбралась утопленница.

По алебастровой коже с длинных поседевших волос стекали ручьи воды. Холщовая рубаха прилипла к телу, облегая маленькую торчащую грудь. Один глаз светился ярким изумрудом, а другой холодным белым льдом и лишь алые, как лепестки розы, губы быстро двигались, что-то нашептывая, пока из воды не выскочил длинный черный шест.

Луна вышла из-за тучи, осветила чистое острие косы, недобро поблескивающее в ночи. Доминика подняла лицо к небу и глубоко вдохнула, блаженно прикрыв глаза, наслаждаясь белесым светом, впитывая его энергию: «Отец, да благослови начинание мое, да будет воля твоя. Я есть Смерть несущая, дочь рожденная смертной и благословенная Тобой».

Белый круг луны, отразился на водной глади, образуя мужской лик, который устремил свой взгляд на новорожденную: