Прежде чем я умру (СИ)

— Новый Жнец, Новая Смерть — благословляю тебя. Ступившую на Путь истинный, не отрекшуюся от Меня. — Спокойный, ласкающий слух баритон говорил с Доминикой. А она внимала каждому слову, будто завороженная. — В косе твоей сила, в тебе — Я. — Со всех сторон до нее стали доносится шепотки. — Новый Жнец, новая Смерть… Смерть… — нарастающий гул прекратился, стоило Доминике ударить косой об землю. Трава в том месте сразу же почернела и высохла, превратившись в пепел.

— От судьбы не уйдешь. — Подвела итог Жнец, любуясь черным лакированным шестом своего нового оружия, которое согревало ледяные пальцы.

Сильный ветер всколыхнул длинные поседевшие волосы, разметав их по плечам, погладив нежную кожу на ключице и потрепав по щеке. Он прошелся по высокой предрассветной траве и темным камышам, растущим вдоль подернутого легким туманом пруда, задел сочную листву на деревьях и умчался куда-то в сторону полей, где давно заколосилась, золотистая пшеница. Ночь сменялась днем, как уходила одна жизнь, давая место другой…

Она скиталась по миру, преодолевая временные петли, вкушая собственную силу и новую жизнь, в то время как ее коса забирала души других смертных. Месяцы, годы, века, время тянулось незаметно, а она ни на день не старела и только окружающий мир, напоминал ей о том, что все движется и меняется.

Попав в Оскуро, Доминика впервые в жизни испытала восторг от увиденного. Что могла знать девочка за прожитые 14–15 лет в лесной глуши, где люди жили в ветхих домах, не видя выше себя ничего кроме сосен.

Оскуро же, было подобно старинному замку со множеством входов и выходов и вместе с тем, оно ограничивалось только теми помещениями, в которых нуждался Жнец. Если Доминика сидела в спальне, то за ее пределами была сотканная из времени пустота, которая текла, огибая обитель Смерти. На свете было не так много Жнецов и ни один из них не встречался с другим и не мог рассказать о том, что было, есть и будет в этом мире. Хоть с самого рождения, Доминике была уготована ее судьба, но и это не делало из нее всесильную. Девочка сызнова училась познавать открывшийся для нее мир, изучала все те знания, что хранились на высоких стеллажах, тянущихся вдоль мраморных стен высокой башни, устремленной к небу. Училась прясть ту или иную судьбу, переплетая серебристые нити за прялкой. В Оскуро, всегда была ночь, окутанная мертвой тишиной одиночества.

Во все времена — все живые существа встречали смерть, она приходила как к новорожденным, так и к старикам. Ничто не могло остановить этот заведомо налаженный круговорот вселенной. Могло ли все это существовать без Жнеца? Конечно и одновременно нет. Всегда оставались те, кто находился чуть выше людей — светлые и темные — наделенные магическими способностями существа.

Доминика никогда не скорбела о прошлом, впитывая в себя всю ту магию, которой была наделена, разучивая свои новые способности: будь то перевоплощение в черную ворону или магия холода, когда пол под ее босыми ногами покрывался льдом. И когда пришло время встретиться с созданиями света и тьмы она была готова.

Архангелы и ангелы не вызвали у нее ни малейшей симпатии, их свет первое время провоцировал у нее головную боль, а глаза щурились, как будто ей в лицо светили солнцем. Она держалась с ними на расстоянии, а они в свою очередь проявляли странное уважение и страх, но не все. Старшие архангелы, такие как Михаил и Рафаил источали одно сплошное спокойствие, они разговаривали с ней, если вдруг так случалось, что рядом с телом мертвого они успевали оказаться быстрее темных, чтобы забрать душу в Келестис, пока Доминика поглаживала свою косу.

Темные были другими, они восхваляли и боялись, а кто-то даже пытался сам запугать ее и завладеть косой. Увы, невероятно мощный артефакт, был никому не подвластен кроме своего носителя — стоит лишь чужому к ней прикоснуться, он осыплется прахом. Смельчаков быстро поубавилось, никто не хотел шутить со Смертью, она могла пытать, и было это мучительно. Расправой Доминики стала пытка под названием «ледяная кровь». Жнец мучительно, изнутри, замораживала вены и сосуды обидчика, а затем, вытаскивала из своих волос длинную иглу и протыкала жертве кожу. Вены и сосуды разбивались на хрусталики, превращаясь в крошку, а затем Доминика доходила до сердца: адская боль, агония и бренная плоть, валяющаяся у ее ног.