Читаем Прежде чем я засну (ЛП) полностью

Я увидела Адама на обочине дороги, истекающего кровью, и постаралась избавиться от этой мысли, сконцентрировавшись на чём-нибудь другом, на пустоте. У меня начала кружиться голова. Вопросы. Вопросы, которые я не осмелилась задавать, потому что ответы на них, могли убить меня. Каким он был ребёнком, подростком, мужчиной? Были ли мы близки? Ссорились ли мы? Был ли он счастлив? Была ли я хорошей матерью? И как тот маленький мальчик, который ездил на пластмассовом трёхколёсном велосипеде, закончил тем, что был убит на другом конце света?

- Что он делал в Афганистане? - спросила я. - Почему там?

Бен рассказал мне, что мы учувствовали в войне.

- Войне против террора, - сказал он, но я не поняла, что он имеет в виду.

Он сказал, была террористическая атака, ужасная атака на Америку. Были убиты тысячи людей.

- И что поэтому мой мальчик умер в Афганистане? - спросила я. - Я не понимаю...

- Всё сложно, - сказал он. - Он всегда хотел служить в армии. Он думал, что исполняет свой долг.

- Свой долг? Ты думаешь, что это именно то, что он делал? Свой долг? Почему ты не убедил его заниматься чем-нибудь другим? Чем угодно другим?

- Кристина, он этого хотел.

В какой-то жуткий момент я чуть не рассмеялась:

- Быть убитым? Этого он хотел? Почему? Я ведь даже не знала его.

Бен не ответил. Он сжал мою руку, жгучая как кислота слезинка покатилась по лицу, следом ещё одна, а потом ещё. Я вытерла слёзы, испугавшись, что потом меня будет не остановить. Мой мозг перестал работать, опустошённый, ушёл в небытие.

- Я его даже не знала, - произнесла я.

Позже Бен принёс коробочку и поставил её на журнальный столик.

- Я храню её наверху. В целях безопасности.

"Чтобы сохранить от чего?" - подумала я. Коробка была серого цвета, изготовленная из металла. В таких обычно хранят деньги и важные документы. Что бы там ни было, она должно быть опасна. Я представила диких животных, скорпионов, змей, голодных крыс, ядовитых жаб, невидимый вирус или что-то радиоактивное.

- В целях безопасности? -  спросила я.

Он  вздохнул:

- Здесь вещи, на которые тебе лучше не натыкаться, когда ты будешь одна, лучше, если я тебе объясню всё сам.

Он сел рядом и открыл коробку. Внутри я не увидела ничего, кроме бумаг.

- Это Адам в детстве, - сказал он, доставая фотографии и протягивая мне одну из них.

Там же была моя фотография на улице. Я шла на камеру, с ребёнком, Адамом, в конверте у меня на груди. Я прижимала его к себе, но он повернулся и через плечо смотрел на того, кто фотографирует, его улыбка была беззубой копией моей.

- Ты сделал этот снимок?

Бен кивнул головой. Я снова посмотрела на фотографию. Она была потрёпанная, её края запачканные, цвета поблёкли, постепенно выцветая. Я. Ребёнок. Всё казалось нереальным. Я говорила себе, что я была матерью.

- Когда? - спросила я.

Бен посмотрел через моё плечо.

- Тогда ему было шесть месяцев. Значит, это примерно 1987 год.

Мне было 27. Так давно. Целая жизнь моего сына.

- Когда он родился?

Он погрузил свою руку в коробочку снова, и дал мне листок бумаги.

- В январе, - ответил он. Лист был выцветшим и хрупким. Свидетельство о рождении. Я, молча, прочитала. Его имя было там. Адам.

- Адам Уиллер, - прочитала я вслух. Для Бена и себя.

- Уиллер - моя фамилия, - сказал он. - Мы решили ему дать моё имя.

- Конечно, - ответила я и поднесла лист к лицу. Он был слишком лёгким, чтобы содержать информацию такого значения. Я бы хотела впитать его в себя, чтобы он стал моей частью.

- Вот, - сказал Бен. Он взял листок и сложил его. - Вот ещё фотографии. Хочешь посмотреть их?

Он дал мне ещё несколько фотографий.

- Их осталось совсем мало, - сказал он, когда я посмотрела на него. - Практически все потеряны.

Звучало так, будто их оставили в поезде или отдали незнакомцам на хранение.

- Да. Я помню. У нас был пожар, - сказала я, не подумав.

Он изумленно посмотрел на меня, его глаза сузились.

- Ты помнишь? - спросил он.

Теперь я не была уверена. Сказал ли он мне о пожаре этим утром или в какой-то другой день? Или я прочитала об этом в дневнике после завтрака?

- Ты сказал мне об этом.

- Разве?

- Да.

- Когда?

Когда это было? Было ли это тем утром или несколько дней назад? Я подумала о своём дневнике, вспомнила, что прочитала, когда он отправился на работу. Он сказал мне о пожаре, когда мы сидели на Парламентском холме. Я могла бы и рассказать ему о своём дневнике, но что-то остановило меня. Он не показался мне таким уж счастливым от того, что я вспомнила что-то.

- Перед тем как ты пошёл на работу. Когда мы смотрели альбом. Должно быть так.

Он нахмурился. Я себя ужасно чувствовала, солгав ему, но не думаю, что я бы справилась с раскрытием ещё одного секрета.

- Как бы я ещё узнала?

Он в упор смотрел на меня.

- Ты права.

Я на мгновение замолчала, глядя на фотографии в руках. Их было чертовски мало, и я видела, что в коробочке больше нет. Неужели это всё, что может описать жить моего сына?

- Как начался пожар? - спросила я.

Часы на каминной полке зазвонили.

- Это было два года назад. В нашем старом доме, в котором мы жили, до того как переехали сюда.

Интересно, он имел в виду тот дом, в котором я была.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза