Прежде, чем их повесят

Войско гурков медленно приближалось пятью громадными группами — две спереди, три сзади, — покрывая весь перешеек от моря до моря. Они двигались идеальным строем под гулкий стук огромных барабанов, шеренга за шеренгой, и звук их топающих сапог был похож на далёкий гром прошлой ночью. Солнце уже высосало все свидетельства дождя, и теперь сверкало зеркальным блеском на тысячах шлемов, щитов, мечей, блестящих наконечниках стрел и доспехов. Лес сияющих копий, неуклонно двигающийся вперёд. Безжалостный, неустанный, неодолимый прилив людей.

Солдаты Союза собрались на вершине внешних стен, заглядывали за парапет, трогали свои арбалеты, нервно смотрели на приближающееся войско. Глокта чувствовал их страх. И кто может их винить? Гурки превосходят нас числом десять к одному. Здесь, на ветру, не было никаких барабанов, не выкрикивались приказы, не велись спешные приготовления. Только молчание.

— А вот и они, — задумчиво проговорил Никомо Коска, который, ухмыляясь, смотрел на эту сцену. Казалось, его одного не коснулся страх. Или у него железные нервы, или слабое воображение. Похоже, ему всё равно — валяться в притоне или ждать смерти. Он стоял, поставив одну ногу на парапет, скрестив руки на колене, покачивая полупустой бутылкой. Боевое облачение наёмника не сильно отличалось от наряда для пьянки. Те же разваливающиеся сапоги, те же протёртые штаны. Единственной уступкой опасностям битвы был чёрный нагрудник от кирасы, украшенный завитками позолоты. Он тоже видывал и лучшие времена: эмаль облезла, заклёпки покрылись ржавчиной. Но когда-то, наверное, это был шедевр.

— Отличные у вас доспехи.

— Что, это? — Коска глянул на нагрудник. — Когда-то давно, возможно, так и было, но за многие годы этот нагрудник сильно износился. Не раз его оставляли под дождём. Подарок великой герцогини Селефины Осприйской, за победу над армией Сипани в пятимесячной войне. Был преподнесён вместе с обещанием её вечной дружбы.

— Хорошо иметь друзей.

— Не особо. Той самой ночью она пыталась убить меня. Мои победы сделали меня слишком популярным среди подданных Селефины. Она боялась, что я попытаюсь захватить власть. Яд, в моём вине. — Коска сделал большой глоток из бутылки. — Убил мою лучшую любовницу. Мне пришлось бежать с одним этим проклятым нагрудником и наниматься к принцу Сипани. Этот старый ублюдок платил далеко не так хорошо, но по крайней мере я возглавил его армию против герцогини и порадовался, глядя, как её саму отравили. — Он нахмурился. — Её лицо стало синим. Ярко-синим, поверьте. Никогда не становитесь слишком популярным, вот мой совет.

Глокта фыркнул.

— Вряд ли излишняя популярность моя самая большая проблема.

Виссбрук шумно прочистил горло, расстроенный, очевидно, тем, что его игнорируют. Он указал на бесконечные ряды людей, движущихся по перешейку.

— Наставник, приближаются гурки. — Неужели? Я и не заметил. — Даёте ли вы разрешение затопить ров?

О да, твой миг славы.

— Хорошо.

Виссбрук важно подошёл к парапету с чрезвычайно самодовольным видом. Он медленно поднял руку, а потом напыщенно рубанул ею воздух. Где-то вне поля зрения щёлкнули хлысты и запряженные мулы потянули верёвки. До самого верха стен донёсся жалобный визг дерева под большим давлением, а следом за ним раздался скрип и треск — плотины подались, огромная масса солёной воды с сердитым грохотом прорвалась и, бурно пенясь, хлынула в глубокий ров с обеих сторон. Вода встретилась с водой прямо под ними, взметнув в воздух блестящий фонтан брызг до самых зубцов стены, и ещё выше. Некоторое время спустя эта новая полоска моря успокоилась. Ров стал каналом, а город — островом.

— Ров затоплен! — провозгласил Виссбрук.

— Как видим, — сказал Глокта. — Мои поздравления. — Будем надеяться, среди гурков нет хороших пловцов. Уж точно у них есть из кого выбирать.