Прежде чем их повесят

Арди улыбнулась. Джезаль заулыбался в ответ. Улыбался, как идиот, и ничего не мог с этим поделать. Какое счастье вновь очутиться в мире, где все просто и понятно! Теперь им не нужно больше разлучаться. Ему безумно хотелось сказать Арди, как сильно он ее любит, как сильно по ней скучал. Джезаль уже открыл рот, но она прижала к его губам палец и крепко надавила.

— Ш-ш-ш…

А затем поцеловала. Сначала мягко, потом настойчивей.

— М-м-м… — промычал он.

Арди слегка укусила его за губу. Сперва игриво.

— Ах! — вздохнул Джезаль.

Затем сильно. И еще сильнее.

— О-ой! — вскрикнул он.

И тут она буквально присосалась к его лицу, принялась рвать кожу, царапать зубами кости… Джезаль пытался кричать, но не мог издать ни звука. Все окутала темнота. Голова кружилась, губы страшно болели, неведомая сила то дергала их, то растягивала.

— Готово, — раздался чей-то голос.

Мучительное давление ослабло.

— Худо дело?

— Не так худо, как на вид.

— На вид — так просто ужас!

— Заткнись-ка и подними факел повыше.

— А это что?

— Где?

— Вон то, торчит…

— Болван! Челюсть, разумеется! А ты думал что?

— Думаю, меня сейчас стошнит… Целительство не входит в число моих выдающихся…

— Закрой свою чертову пасть и подними факел! Нужно ее вправить!

Что-то тяжелое придавило Джезалю лицо. Щелчок — и нестерпимая боль, какой он еще никогда не испытывал, будто копье, пронзила его челюсть и шею.

Джезаль потерял сознание.

* * *

— Я подержу, а ты сдвинь.

— Что? Это?

— Да не выдирай ему зубы!

— Он сам выпал!

— Черт бы тебя побрал, глупый розовый!

— Что происходит? — спросил Джезаль, но вышло какое-то бульканье.

Голова раскалывалась от пульсирующей боли.

— Он приходит в себя!

— Зашивай тогда ты, я подержу.

Что-то крепко, словно тиски, сдавило плечи и грудь. Ужасно болела рука. Джезаль попробовал дернуть ногой, но ничего не вышло — она буквально горела огнем.

— Держишь?

— Ага, держу. Шей!

В лицо вонзился острый предмет. Такого Джезаль не ожидал — он думал, больнее уже не будет. Как же он ошибался!

Джезаль пытался закричать: «Пусти!» — однако раздалось только невнятное «ах-х-ррр».

Он боролся, извивался, пытаясь высвободиться, но тиски сжимались еще туже, еще сильнее болела рука. Манипуляции с лицом напоминали пытку. Верхняя губа, нижняя губа, подбородок, щека — все пылало. Джезаль кричал, кричал, кричал без остановки, но из горла вырывался лишь тихий хрип. И вот когда казалось, что голова взорвется, боль внезапно пошла на убыль.

— Готово.

Тиски разомкнулись, и беспомощный Джезаль безвольно, словно тряпка, откинулся назад. Его голову повернули вбок.

— Отличный шов, просто отличный! Жаль, тебя не было поблизости, когда заштопывали меня. Может, ходил бы по-прежнему красавцем…

— Каким еще красавцем, розовый?

— Ха! Теперь надо заняться рукой. А потом ногой и прочим.

— Куда ты подевал щит?

— Нет, — простонал Джезаль, — пожалуйста, не надо…

Но из горла вырвался лишь бессмысленный клекот.

Теперь он начал различать в полумраке размытые силуэты. Над ним склонилось лицо, причем безобразное — рваное, иссеченное шрамами, с кривым, разбитым носом… Позади маячило смуглое лицо, перечерченное от брови до подбородка синевато-багровой полосой. Джезаль закрыл глаза. Даже свет причинял ему боль.

— Хороший шов. — Рука похлопала его по щеке. — Теперь, парень, ты один из нас.

Джезаль лежал неподвижно: лицо горело, а по телу медленно растекался ужас.

— Один из нас…

Часть вторая

Тот не годен для битвы, кто никогда не видел, как льется его собственная кровь, никогда не слышал, как крошатся собственные зубы от удара врага, и не чувствовал на себе тяжести тела противника.

Роджер Ховеденский

На север

И вот Ищейка просто лежал ничком, мокрый до нитки, пытаясь не превратиться в ледышку от неподвижности, и смотрел из-под деревьев через долину, как марширует армия Бетода. С того места, где лежал Ищейка, видно было немного — кусочек дороги по гребню, но достаточно, чтобы увидеть, как топают карлы с яркими щитами на спинах, в кольчугах, блестящих от капелек тающего снега, с поднятыми копьями, мелькающими между стволов. Шеренга за шеренгой неуклонно шагали вперед.

До них было далековато, но Ищейка все равно здорово рисковал, подобравшись к ним. Бетод был осторожен, как обычно. Он повсюду расставил людей — на гребнях и возвышенностях — везде, где, по его мнению, кто-нибудь мог углядеть, что он затевает. Он отправил разведчиков на юг и на восток, пытаясь запутать возможных лазутчиков, но Ищейку он не провел. Не вышло. Бетод возвращался тем же путем, каким пришел. Он шел на север.

Ищейка издал долгий печальный вздох. Во имя мертвых, он устал. Он следил за крохотными фигурками, пробиравшимися гуськом через сосновые ветки. Все эти годы он следил для Бетода, приглядывая за армиями вроде этой, помогая выигрывать сражения, помогая стать королем, хотя об этом он тогда и не думал.