Прежде чем их повесят

— Потому что к Семени нельзя прикоснуться. На него даже смотреть больно. Мы вошли в разбитый город с армией императора после поражения Гластрода — искали выживших. Не нашли никого. Кругом только ужас, развалины и трупы. Столько, что не сосчитать. Мы хоронили тысячи — по сто трупов в одной яме — по всему городу. Работа была долгой, и пока мы были заняты, солдаты нашли что-то странное в развалинах. Их командир завернул находку в свой плащ и принес Иувину. К вечеру он зачах и умер, и его солдатам не поздоровилось. У них выпали волосы, тела высохли. За неделю все сто стали трупами. Но Иувин остался невредим. — Байяз кивнул в сторону повозки. — Вот зачем Канедиас сделал ящик, вот почему мы везем его с собой. Для защиты. Никто из нас не защищен. Кроме тебя.

— Почему я?

— Ты никогда не задумывалась: почему ты не такая, как все? Почему ты не видишь цветов? Почему не чувствуешь боли? Ты — такая, какими были Иувин и Канедиас. Как Гластрод. Каким был сам Эус, если на то пошло.

— Кровь демонов, — пробормотал Ки. — Благословение и проклятие.

— Что ты имеешь в виду? — сердито спросила Ферро.

— Ты потомок демонов, — уголок рта изогнулся в понимающей усмешке. — Все это было давно — в старые времена, а то и раньше, но все равно — ты не совсем человек. Ты — пережиток. Последняя слабеющая нить крови с другой стороны.

Ферро уже распахнула рот для проклятия, но Байяз остановил ее.

— Бесполезно спорить, Ферро. Я не взял бы тебя с собой, будь у меня хоть малейшие сомнения. И тебе нет смысла с этим спорить. Тебе бы радоваться. Это редкий дар. Ты можешь дотронуться до Семени. Может быть, ты единственная на весь Земной круг. Только ты можешь коснуться его и только ты можешь взять его на войну. — Байяз наклонился ближе и зашептал: — Но только я могу его зажечь. Так жарко, чтобы весь Гуркхул превратить в пустыню. Так жарко, чтобы лишь горький пепел остался от Кхалюля и всех его слуг. Так жарко, чтобы даже ты согласилась, что месть твоя полна. А теперь идешь? — И Байяз, щелкнув языком, снова направил лошадь на мост.

Ферро, хмурясь в спину старому розовому, направила свою лошадь следом, кусая губу. Она почувствовала вкус крови. Кровь есть — боли нет. Очень не хотелось верить ни единому слову мага, но что спорить: она не такая, как все. Ферро вспомнила, как однажды укусила Аруфа, и тот сказал, что у нее, наверное, мать — змея. А почему бы не демон? Ферро хмуро смотрела сквозь прорези в металле на беснующуюся далеко внизу воду и думала о мести.

— Не так уж важно, чья у тебя кровь. — Девятипалый ехал рядом. Держался на лошади все так же плохо, смотрел в сторону и мягко говорил: — Мне отец часто повторял: «Мужчина сам выбирает». Уверен, что к женщинам это тоже относится.

Ферро не ответила. Она натянула поводья, отставая от остальных. Женщина, демон, змея — какая разница. Ее заботит только одно — как наказать гурков. Ее ненависть — сильная, глубокая, теплая и знакомая — ее старая подруга.

Больше она не может доверять никому.

Все, кроме Ферро, были уже на мосту. Она обернулась, чтобы окинуть взглядом их путь по разрушенному городу и развалины, наполовину скрытые на дальнем берегу саваном мелкого дождя.

— С-с-с! — Ферро дернула поводья, вглядываясь; глаза рыскали по сотням пустых окон, по сотням дверных проемов, по сотням трещин, провалов и дыр в потрескавшихся стенах.

— Что там? — спросил беспокойно Девятипалый.

— Что-то. — Но сейчас она не видела ничего. Вдоль крошащейся насыпи припали к земле бесконечные ряды пустых и безжизненных домов.

— Тут не осталось ничего живого, — сказал Байяз. — Скоро ночь, и я только и мечтаю о крыше, которая защитила бы мои старые кости. Тебе померещилось.

Ферро нахмурилась. Ее глазам — человечьим или демонским — ничего не мерещилось. Что-то было там, в городе, — Ферро чувствовала это.

Кто-то следил за ними.

Удача

— Луфар, вставай.

Джезаль с трудом продрал глаза. Свет был такой яркий, что он не сразу понял, где находится; он ворчал и моргал, прикрывая рукой глаза. Кто-то потряс его за плечо. Девятипалый.

— Нам нужно идти.

Джезаль сел. Солнце било в узкую комнату, прямо в лицо, и подсвечивало столбики пыли.

— Где все? — прохрипел Джезаль, еле ворочая непослушным со сна языком.

Северянин мотнул косматой головой в сторону высокого окна. Прищурившись, Джезаль рассмотрел только стоящего там брата Длинноногого, который, сцепив за спиной руки, смотрел в окно.

— Наш навигатор любуется видами. Остальные на улице — занимаются лошадьми, проверяют дорогу. Я подумал, что несколько минут ты еще можешь поваляться под одеялом.

— Спасибо. — Джезаль повалялся бы и несколько часов. Он пошевелил языком, облизнул ноющие дыры на месте зубов, тронул болячки на губе: как они болят сегодня? Припухлость постепенно спадала, Джезаль уже почти привык к ней.

— Держи.

Девятипалый кинул Джезалю галету. Джезаль попытался поймать ее, но уронил в грязь — руки со сна еще плохо слушались.

— Немножко пыли не страшно.