Прежде чем иволга пропоет

Собрался с невероятной скоростью, оделся и исчез. В коридоре мелькнула напоследок его оплывшая фигура с сумкой в одной руке и с гирей – в другой. Он, оказывается, вполне мог ее поднимать и даже тащить.

Мать села на стул. Уронила руки на колени. Кажется, всхлипнула.

Мне стало ее жалко.

– Да вернется он, – грубовато сказала я. – Ма, ну ты чего…

– Собирайся.

– Что?

– Собирай вещи, – сухо повторила она. Никаких слез в ее голосе и в помине не было. – Выметайся. ПОШЛА ВОН!

Я вскочила, натянула первое, что попалось под руку, – старое утепленное трико, валявшееся в шкафу еще с зимней физкультуры… Свитер какой-то детский, тесный… Куртку…

В прихожей замешкалась, ища ключи.

Мать вышла за мной, сняла их с крючка и сунула в карман.

– Они тебе больше не понадобятся. Не возвращайся.

Я попятилась. Чуть не споткнулась на верхней ступеньке лестницы. Дверь не хлобыстнула с размаху перед моим лицом, а мягко закрылась, и это лучше всего остального убедило меня в том, что мать говорила серьезно.

Я очень скоро продрогла в своем трико и осенней куртке. Когда переходила дорогу, нога сорвалась в лужу у бордюра. Ботинок мгновенно промок.

– Что ты брызгаешься, как бегемот, – неприязненно сказала какая-то женщина. – Смотреть надо куда идешь!

Куда я иду…

А куда я иду?

Я встала посреди проезжей части, развернулась и пошла обратно, не обращая внимания на злые автомобильные гудки. Фары, огни, реклама, фары… Теперь я утонула в луже другой ногой. В обоих ботинках хлюпала мартовская вода.

Что меня ждет?

Возвращаться некуда.

Попытаться переночевать у друзей? Меня пустят на одну-две ночи, но что дальше?

Я не сдам экзамены.

Я – никто.

На столбе белело объявление: телефон психологической помощи. «ЗВОНИ, ЕСЛИ БОЛЬНО». Я потянулась к сотовому, но вспомнила школьную психологиню и засмеялась вслух.

Бабуленька, мы и правда хорошо посидели. Но я, кажется, засиделась. Пора и честь знать, как ты любила говорить, съев две дюжины масленичных блинов у соседки.

Мысли мои текли как будто вне меня, пока я шла, не разбирая дороги. Тело, которое я тащила через лужи, через мокрый холодный воздух, через темноту, – мое собственное тело мне хотелось снять, как чулок, и отбросить в сторону. В нем было плохо.

Самое простое – под машину. Но жалко водителя. А если у него дети на заднем сиденье?

Подумав о детях, я остановилась, будто натолкнувшись на препятствие. Меня обругали сзади коровой и пихнули в плечо.

Веревки у меня нет.

Как и денег на таблетки.

Да и могут откачать. Нет, нужно наверняка.

Мост. Высокий. Крымский – идеально. Хорошо, что у меня с собой проездной – там от метро два шага.

Меня охватила спокойная уверенность. Я наконец-то понимала, кто я, куда я иду и зачем. Я иду к мосту. Там будет сначала высоко и ветер, потом больно, а потом – все.

Я сунула руку в карман, проверяя, точно ли захватила проездной, и наткнулась на смятую бумажку. Сотенная купюра! О, и еще одна! Дядя Валера гонял меня вчера за пивом, а я не вернула сдачу.

Я вдруг ужасно обрадовалась этим двумстам рублям. Порадую себя напоследок! Кажется, заключенные в Америке сами выбирают себе ужин перед казнью…

Напротив светились большие окна «Макдональдса». Я могу взять картошку, куриные кусочки, и еще останется на маленькую колу. Или не хватит?

Я еще соображала, смогу ли заказать все, что хочу, а ноги уже несли меня к кафе.

Внутри почти не было клиентов, только две семейные пары с детьми хохотали за большим столом. Я взяла свой заказ и забилась к окну. Господи, как же я замерзла! В последнюю минуту мне хватило ума заменить колу на чай. Я жевала, смотрела в окно и ни о чем не думала. В голове была пустота.

На дорожке показалась мужская фигура. Человек прошел мимо меня, остановился, вернулся обратно. Я таращилась сквозь него, пока он не щелкнул по разделявшей нас преграде. Я вздрогнула, будто меня разбудили, и уставилась на Ясногородского.

Он пошевелил губами за стеклом, улыбнулся, махнул в сторону входа.

Через десять секунд Леонид Андреевич возник передо мной.

– Уф! Ну и погода! – Он, смеясь, дергал молнию на куртке. – Прости, Дина, ты кого-то ждешь? Или я могу составить тебе компанию на пять минут?

Я посмотрела на него. Ясногородский вдруг перестал улыбаться, оставил молнию в покое и сел напротив.

– Ай-яй-яй, – медленно сказал он, подавшись вперед и вглядываясь в меня.

Я молчала.

– Рассказывай.

Мой кусочек курицы размокал в соусе.

– Дина, что случилось?

– Все в порядке, – выдавила я.

Мне нужно было, чтобы он ушел. У меня стыла курица. Пусть уходит. У меня все в порядке.

Он покачал головой и сказал с жалостью:

– Мышонок, мышонок…

Мышонок – бабулино слово. Она называла меня так, пока годам к восьми я не выросла в рыбоньку.

Где моя бабуля?

Я зарыдала так, что мужчина, который нес свой заказ к столу, вздрогнул и уронил поднос. Картошка рассыпалась по полу, и чей-то ребенок вдруг тоже взвыл, заревел во все горло, а за ним подхватил и второй.

– Ужин доешь в другой раз, Дина, – решительно сказал наш режиссер. – Пойдем.