Прежде чем иволга пропоет

Этот был тот же Леонид Андреевич – и в то же время неуловимо отличающийся. По-прежнему мягкий и добрый. Но в его голосе время от времени прорезались новые требовательные ноты. Мне это даже нравилось. Мною опять руководили, и пугающая взрослая жизнь – с самостоятельными решениями, с необходимостью вписываться в новые сообщества, опять что-то искать и кому-то доказывать, будто я что-то из себя представляю, – отодвигалась на неопределенный срок.

Засада была в мелочах.

Мне вручили две – две! – пластиковых карты. И портмоне. Я-то всегда таскала наличку в кармане и, как выяснилось, не умела пользоваться банкоматом.

Или вот расческа. Ерунда же! Но Леонид Андреевич положил мне в рюкзак странного ежа с блестящей золотой спинкой. Ежа неудобно было держать, я морщилась и роняла его.

– Привыкай, – строго сказал он. – Айфон освой сегодня же. Клавиши быстрого доступа, плейлист… кстати, возьми наушники.

– Потеряю же! – взвыла я в ужасе, рассматривая изящные белые закорючки.

– Дина! Ты не можешь бояться что-то потерять, разорвать или испачкать! Это не статусная вещь для тебя, не предмет гордости, а удобный гаджет, только и всего. Потеряешь – родители купят новые. Запомни: ты лишена доброй половины своих нынешних страхов. Кстати, завтра тебя отвезут на первый спектакль.

Отвезут?

Две недели спустя

– Смотрите, кто пришел! Полина, опаздываешь!

– Привет, Полин!

– Привет, Злата! Привет, Мария-Тереза!

Я достала из шкафчика свой шлем и краем глаза заметила, как девчонки, хихикая и вытягивая губки, делают селфи перед зеркалом. Скоро настанет очередь бедных лошадок. Хотя приветствовалось, если мы самостоятельно чистили и седлали коней, многие брезговали этим заниматься. «Фу, они грязные! Фу, они страшные!» Вообще-то за конями тут был такой уход, что позавидуешь! Зверюги лоснились, как малосольная сельдь, шерсть у них сияла и переливалась.

Как не поселфиться с конягой! Одно движение пальца – и картинка летит в Инстаграм. Дзынь! Дзынь! – посыпались лайки и комменты, точно монетки на поднос.

– Артур лайкнул! Написал, что я богическая!

– Фигическая!

– Иди ты!

– Себяшку! Полин, давай к нам!

Щелчок! Три прелестных мордашки и страдальческий глаз коня.

– Я богическая!

– Девушки, занимаемся! Полина, ты сегодня на Монахе.

Первое задание Ясногородского я выполнила с блеском. Прошло всего две недели, а меня уже звали в гости и к Злате, и к Кристине, и к Яромире, и к Марии-Терезе.

Я бы хотела сказать, что все эти богатенькие куколки оказались самыми обычными девчонками, как те, с которыми я училась в школе. Однако это было не так. Может быть, беззаботность наложила на них одинаковый отпечаток, может быть, налет высокомерия, но я их иногда путала, что удивительно – ведь они столько усилий прикладывали к тому, чтобы выделяться и быть ни на кого не похожими. Они были до смешного самодовольны для таких юных девушек и неприкрыто грубы. Грубость сквозила во всем: в обращении с конюхами, с тренерами, с собственными водителями.

Когда я рассказала об этом Леониду Андреевичу, Октябрина заметила, что во мне говорит классовая зависть.

– Картина маслом, – проскрипела она, – пролетарий и горстка сытых буржуа.

– Если ты продолжишь смотреть на них с осуждением, тебе будет труднее вписаться в их компанию, – предупредил Ясногородский.

Но я вовсе не смотрела на них с осуждением. Просто они были скучные, скучные и одинаковые, как желуди, – вот и все.

И еще боялись лошадей. Зато очень нравились себе в полной экипировке.

Я-то считала, что мне не составит труда найти общий язык с соплюхами на три года младше! Но все оказалось сложнее. Пришлось самой учиться издавать такие сигналы, чтобы они считывались как речь. Недостаточно было уметь составлять слова в осмысленные предложения, если я хотела сойти среди них за свою.

Почти неосознанно я стала подражать их капризным интонациям, тягучим голосам. Ясногородский считал, что мне нужно подчеркивать свою заинтересованность, но я поступила наоборот: держалась независимо, хоть и приветливо. После тренировок, ожидая водителя, постоянно рисовала в альбоме – и приманка сработала. «А что ты делаешь?» «Ты художница?» В них вспыхнула искра интереса.

Оставалось лишь раздуть из нее стойкий огонек.

Однажды ко мне подошла мать Яромиры, высокая блондинка с таким коротким носом, словно она шла путем любопытной Варвары и доигралась. К этому времени я уже могла определить, у кого из местных мамаш общие пластические хирурги.

– Привет! Меня зовут Ника. Пойдем, выпьем кофе.

Мы поднялись на второй этаж, расположились на диванчике, и Ника принялась бомбардировать меня вопросами.

Она и не скрывала, что это смотрины. «Ты извини, но сама понимаешь, кого попало в дом пускать нельзя». В ней сочетались прямолинейные ухватки деревенской бабы и противная жеманность. Я смотрела на нее во все глаза, не забывая играть свою роль. Люди, подобные Нике, отчего-то всегда уверены в своем праве задавать любые вопросы.

Курю ли я?

Встречаюсь ли я с мальчиком?

Есть ли у меня серьезные увлечения?

А серьезные заболевания?