Прежде чем иволга пропоет

Я вспомнила, что у ее отца коллекция дорогущих фотоаппаратов – одних только «Леек» штук семь. Об их стоимости меня, как и обо всем остальном, просветил Ясногородский.

– И ноуты, – продолжала убиваться Яромира. – Что же мы теперь будем де-е-елать?

Я мысленно пожала плечами. Было бы о чем рыдать! Их семейство не слишком обеднеет. Бобр накупит себе новых «Леек», Яромире завтра же принесут новый ноутбук. Правда, выяснилось, что рыдает она, потому что в одном из тех, что украли, были не стерты какие-то таинственные и чрезвычайно важные «фотки», которые не должны попасть к чужим людям. «Иначе меня будут шантажи-и-ировать!»

Знала я, что там за фотки. С голыми сиськами дрыгалась перед камерой, вот и весь компромат.

Мне показалось, в глубине души моя подружка даже получает удовольствие от происходящего. Ее все жалели! Сочувствовали наперебой! Она могла собрать все сливки с роли страдалицы, на деле совершенно ничего не потеряв.

У Октябрины меня ждал Ясногородский. Он устроился в кресле, а рядом на столе на книжке Мольера «Тартюф, или Обманщик» лежала толстая пачка купюр.

Леонид Андреевич встал, поцеловал мне руку, ужасно меня этим смутив: прежде он ничего подобного не делал.

– Твоя доля. – Он придвинул ко мне Мольера с деньгами. – Ты великолепно поработала, Дина.

Только в этот момент я и прозрела. Так вот чем я на самом деле занималась в клубе верховой езды!

Вы считаете меня идиоткой? Но у меня действительно не возникало ни вопросов, ни подозрений, до того удобно и легко оказалось плыть по течению чужой воли. Единственное, чего я хотела, – заслужить похвалу Леонида Андреевича, и на это были брошены все мои силы. Если тебя хвалят – значит, тебя любят. Обо всем остальном я попросту не задумывалась.

– Ты беспокоишься о своей подруге? Поверь, она не пострадала. Для них эти деньги – капля в море, через месяц они об этом уже и не вспомнят. Не забудь принять во внимание объемы, которыми ворует ее папаша… – Ясногородский выразительно шевельнул бровью.

Я вспомнила Нику с ее откровенными смотринами и передернула плечами:

– Никакая она мне не подруга!

Он, похоже, обрадовался.

– Замечательно, что ты так на это смотришь! Дина, ты – мой маленький гений. На тебе все держалось, и ты справилась блестяще.

Его похвала обрадовала меня в тысячу раз больше, чем деньги (а я в жизни не держала в руках такую сумму). Я бы даже согласилась отдать их Ясногородскому – все равно живу на всем готовом! – лишь бы он по-прежнему называл меня своим маленьким гением.

– Вы же меня одевали… – наконец промямлила я, пытаясь вернуть Мольера с его грузом на место. – Платили за мои занятия… Я не заслужила…

Ясногородский строго сдвинул брови.

– Дина! Ты заслужила каждый рубль! И не вздумай говорить, что ты чего-то там недостойна. Твоя работа была безупречна. Ты действительно великая актриса, моя дорогая. Меня восхищает твоя естественность, и то, как легко ты импровизировала, и твоя способность вжиться в роль! Эти дур… девочки на тебя молиться были готовы!

У меня запылали щеки.

– Октябрина! – позвал он. – Мы непременно должны отметить Динин дебют!

Старуха принесла бутыль с крепчайшей настойкой на грецких орехах. Я мгновенно опьянела и остаток вечера помню, как во сне. Кошка грелась у меня на коленях, Октябрина вещала своим хорошо поставленным голосом, а Ясногородский под светом торшера улыбался, как добрый божок и, кажется, даже излучал сияние.

– Очень умный человек сказал: «Когда встречаются двое, один с опытом, второй с деньгами, то тот, кто с деньгами, уходит с опытом, а тот, кто с опытом, уходит с деньгами».

Я чувствовала себя счастливой и спокойной, впервые в жизни. У меня наконец-то был дом, из которого никто не гнал. Меня любили. Обо мне заботились. Когда в машине у Степана звучало «Радио семь», я больше не проваливалась в воображаемую жизнь. Образ, согревавший меня, – несуществующий отец с фикусом и собакой – растаял: в нем больше не было нужды. Мне и так было тепло.

Глава 8

Динка

Ясногородский назвал наше предприятие авантюрной комедией.

Это действительно было весело!

Вскоре я поняла, что в нашем спектакле хватает актеров помимо меня. Но только я одна была на виду. Остальные двигались за декорациями, точно деревья в Бирнамском лесу (да, в школе мы ухитрялись ставить даже «Макбета»). Они появлялись в последнем акте. Одним из них был Степан, и думаю, он и возглавлял свою команду. Где Леонид Андреевич отыскал его? Я предпочитала этого не знать.

Школу верховой езды сменил гольф-клуб. Затем была балетная студия, где выяснилось, что у меня великолепная растяжка; а я-то всю жизнь была убеждена, что садиться на поперечный или продольный шпагат – самое естественное дело для любой девчонки.