Прежде чем иволга пропоет

Оставшись один, он пытался изучать рисунки Макара, но из этого, как и следовало ожидать, ничего не вышло. Только стало тревожно, непонятно отчего. Бабкин вытащил пачку сигарет, но курить не стал, просто понемногу сминал их в пальцах, пока табак не начинал сыпаться на пол, – одну за другой.

Спать больше не хотелось.

Две женщины исчезли из «Озерного хутора». Он вытряс из Чухрая объяснение, как они могли пропустить Беспалову. «Она коттедж оплатила до вечера, а машину заказывать не стала, сказала, что дойдет пешком до трассы! – Гордей Богданович был зол и напуган, сильно напуган. Сергей не видел его таким даже после происшествия в ущелье. – Я что, силком должен сажать ее в «буханку»? Выписалась. Вещей нет. Погода хорошая. Значит – уехала, а звонить и отчитываться мне она не обещала».

Глаза у Чухрая сверкнули. Сергей понял, что тот может взорваться от любого слова, и оставил его в покое.

Совпадение или нет? Две женщины. Возраст разный. У одной машина, вторая ушла пешком. Объединяет их только место и время. Обе пропали в последний день отпуска.

Или не пропали. Девушка могла заехать к друзьям, изменить маршрут, чтобы посмотреть достопримечательности, пообедать в придорожном кафе… Все, что угодно.

С Беспаловой тоже нет ясности. Где она исчезла? В лесу? Где-то на трассе? Кто-то предложил довезти ее на попутке, и она согласилась? «Завтра опросить водителей автобусов, пообщаться с полицией – у нее был билет на поезд, нужно проверить, села ли она в вагон». Оставался шанс, что Татьяна пропала в Москве. Или – он уцепился за эту мысль, как суеверный пассажир за счастливый билетик, – дойдя до подъезда, развернулась, ушла и сняла номер в отеле, так и не включив телефон.

Он поделился своим допущением с возвратившимся Илюшиным. «Не тот характер», – коротко ответил Макар, тремя словами почти уничтожив надежду Сергея на то, что Беспалова может быть еще жива.

Слишком много времени прошло. Он знал статистику по пропавшим.

Ему снова почудилось что-то за окном. Замерев на крыльце, Бабкин всматривался в густую синеву леса, пока не заболели глаза. Нечего дергаться, подумал он, сейчас-то что, сейчас уже поздно, раньше надо было трепыхаться и все перепроверять по двадцать раз.

Макар никаких лекарств, похоже, не принес. Он вновь сидел на полу, раскладывал свои нарисованные карты одну над другой, менял их местами.

– Мнительный я стал, – неохотно сказал Сергей.

– В чем дело?

– Постоянно кажется, будто снаружи кто-то есть.

Илюшин даже не поднял головы, поглощенный своим пасьянсом.

– Иди спать, – устало посоветовал Бабкин. – Завтра рано поднимаемся.

– Угу-м, – сказал Макар. Когда Сергей почти закрыл за собой дверь, он неожиданно позвал: – Сережа!

– Что?

Илюшин задержал на нем взгляд. Бабкину показалось, что его друг вот-вот что-то скажет, но Макар лишь попросил:

– Принеси чашку из кухни, а? Синяя такая.

Глава 14

Динка

Кирилл так и не лег. Он сел на пол, не зажигая света – я видела его силуэт, как будто там, в углу, темнота сгущалась и принимала форму человека. Черт знает, какие мысли лезли в голову.

Я – не Дина Чернавина. Я – волк из электронной игры «Ну, погоди», которому каждую секунду нужно кидаться в другую сторону. Яички не простые, золотые!

Безымянная. Дети. Теперь – этот парень, частный сыщик.

В голове зазвучал ласковый голос Ясногородского.

«Дина, голубка моя, прекрати самоистязание и взгляни, чего ты добилась. Женщина жива благодаря тебе. С детьми тоже все в порядке.

– В любую минуту все может измениться!

Я расслышала его добрый, необидный смешок.

– Перестрой предложение.

– Не понимаю! Как?

– В любую минуту ты можешь все изменить».

Ясногородский ушел. Я лежала в тишине, мысленно повторяя его слова. То есть мои собственные.

А ведь у меня все было продумано. Дождаться, пока закончится отпуск, уехать с Кириллом – и при первой возможности сбежать от него. Я бы только позвонила Чухраю с чужого телефона, чтобы сказать про Безымянную, и пропала бы. Попробуй найди рыбу в косяке рыб.

Ну, написала бы анонимку в полицию. Просто для очистки совести. С таким же успехом можно бросить в канализацию послание в бутылке. Если Кирилл сменит имя, они никогда его не поймают. Со мной или без меня, он будет убивать.

Но тот вечер, когда я проследила за Кириллом, раздавил мои планы резиновой подошвой войлочного сапога – в колонии выдавали такие на зиму, – дрянная обувь, хотя тяжеленные ботинки на шнуровке, которые мы носили все оставшееся время года, были еще хуже. По пять кило дерьма на каждой ноге. Я впервые видела обувь, в которой стопа мерзнет и потеет одновременно.

Что же мне делать, что мне делать?

Сдать Кирилла сейчас означает, что меня возьмут вместе с ним. Сообщница! А он утащит меня за собой, потому что ему все равно дадут пожизненное, а вот предательства он не простит.

Если бы можно было завыть, я бы завыла. Сгустившаяся тень в углу, притворяющаяся человеком, не давала мне этого сделать. Так что я лежала, прикусив губу, с сухими глазами, и смотрела в стенку.

Если предупредить сыщика, я буду смотреть в стенку ближайшие… сколько там дают пособникам серийных убийц?