Прежде чем мы проиграем (СИ)

Том остался наблюдать за Поттером, сидя точно напротив него буквально в пятнадцати метрах. Если у того был тёплый плед под ним и мантия, накрывающая его чуть ли не с головой, то ему приходилось время от времени ёрзать на толстом корне дерева, перекатывая голову то влево, то вправо, чтобы та сильно не затекала.

Когда в палатке воцарилась тишина, Том выпрямился, вызывая настороженность противоположно сидящего волшебника, медленно поправил плащ, который по привычке таскал всегда с собой, и принялся внимательно разглядывать Поттера вблизи — такого ему ещё не доводилось делать.

Он пристально оглядел юное лицо, на котором даже в темноте можно было различить едва видимый сейчас шрам, затем осмотрел оправу очков, а за тонким стеклом вгляделся в зелёные глаза, которые отражали какую-то растерянность, подавленность и беспокойство.

О чём он думал, сидя на холодной земле, от которой вряд ли его спасала толщина пледа?

О чём должен думать герой, званием которого его наделил Дамблдор, раскрыв всю правду о крестражах, о детстве и юности Волан-де-Морта?

Он был слишком обеспокоен и выглядел так, как не показывал своим друзьям: лицо осунувшееся, глаза потухшие, а пальцы медленно проводят по шраму, словно проверяя — на месте ли он? Его размышления были глубокими, что читалось в стеклянном взгляде, тревожными, отсвечивая тёмной тенью на скулах, и, казалось, довольно противоречивыми.

Несколько раз он задумчиво касался шрама, с усилием растирая кожу, затем достал медальон Слизерина и начал его внимательно изучать. Он слишком долго крутил его в руках, всматривался в изображение буквы «S» в виде змеи, а в какой-то момент поднял взгляд перед собой, словно вглядываясь в лицо Тому, после чего тяжело вздохнул и расслабленно облокотился на палатку, сильнее зарываясь в тёплую мантию.

Медальон выскочил из рук, повиснув на груди, палатка чуть зашуршала, и наконец кругом всё замолчало, погружаясь в безлунную ночь.

Из Поттера стражник был не самый лучший: Том проследил за тем, как веки мальчишки медленно опустились, ресницы вздрогнули, а тело обмякло. Выждав ещё несколько минут, Риддл поднялся, болезненно ощущая, как затекли ноги и спина, выпрямился и вытянул руки, чтобы немного размяться. Очень тихо и осторожно он прошёлся по периметру, в который раз разглядывая окрестности, достал сигарету из пачки и закурил, не отводя пристального взора от Поттера.

Спустя ещё минут пятнадцать он начал шевелиться, потряхивая кистями рук, притягивая одну ладонь к крестражу, чтобы сжать его. Вскоре он начал что-то бормотать во сне, из-за чего Том вернулся на свой наблюдательный пост и постарался прислушаться к шёпотку спящего волшебника.

— Вор… вор… кто этот вор?..

Том нахмурился, пытаясь понять, о каком воре разговаривает во сне Поттер.

— Вор… кто? Кто?

Сначала он протяжно стал ныть, а через несколько секунд упал на землю, скатившись вниз, к подножью палатки, резко закричал, пронзив воцарившуюся ранее тишину, словно лезвием ножа.

Том нахмурился, ещё сильнее вглядываясь в тревожное лицо Поттера, а через некоторое время из палатки выбежала взволнованная Гермиона, которая тут же огляделась, не увидев ничего подозрительного, подошла к Гарри и принялась тормошить его.

— Гарри!

Тот вздрогнул, распахнул глаза и уставился на нависшую над ним Гермиону.

— Сон приснился, — отозвался Поттер, быстро садясь, и невинно добавил: — Похоже, я задремал, извини.

— Я же знаю, это опять твой шрам! У тебя на лице всё написано! Ты снова заглядывал в мозг Волан…

— Не произноси его имени! — выкрикнул из палатки Уизли.

— Хорошо! — более раздражённо отозвалась Гермиона, покосившись на брезентовую дверцу. — В мозг Сами-Знаете-Кого!

Поттер поднялся, явно пребывая в возбуждении, а Том с более сильным любопытством стал рассматривать Гермиону, которая, как ему показалось, стала не свойственно агрессивной, напоминая ту самую Грейнджер из повторяющихся дней. Он различал, как в ней неугомонно вихрилась его тонкая суть: холодная и презрительная, легко поддающаяся раздражению при виде глупых и идиотских ситуаций, и самой приятной неожиданностью стало то, что она довольно резко изменилась с их последней встречи — магия проникала как яд, съедала её сущность, значительно быстро модифицировала и проявляла другую сторону души. Она скрестила руки на груди и едва сдерживала себя, чтобы не выгнуть губу в какой-то брезгливости или презрении.

— Я не хотел этого! Мне приснился сон! Ты своими снами управлять умеешь, Гермиона? — словно оправдывался Поттер, поднимаясь на ноги.

— Если бы ты научился пользоваться окклюменцией…

Но похоже Гарри следующие её слова не волновали, потому что он приблизился к ней и ещё возбуждённее затараторил:

— Он нашёл Грегоровича, Гермиона, и, по-моему, убил его, но перед этим вошёл в сознание, и я увидел…

— Думаю, если ты настолько устал, что сидя спишь, на посту лучше побыть мне, — холодно перебила его та, после чего плотно сжала губы и сверкнула в темноте глазами.

— Нет, ты же совсем измотана! Иди полежи…