Желанные чувства многократно усилились, Том, словно обессилив, прислонился к стене, прижимая к ней Гермиону, и тоже прикрыл глаза, наслаждаясь исступлёнными ощущениями. Он прикоснулся щекой ко лбу и потёрся как ласковый кот, бережливее обнимая тонкое тело и пряча блуждающую улыбку в волосах. Напряжённые пальцы заскользили по всей спине, не сильно впиваясь в плоть через одежду, жестокость отступала, оставляя эйфорию, от которой чудовище трепетало и мурлыкало, ослабляя болезненную когтистую хватку в сердце, продолжая мягко мять его и ритмично медленно сжимать. Его пальцы так же стали повторять эти движения за чудовищем, исследуя спину волшебницы, появилось безумное желание замучить беззащитное существо, утопающее в магии, до смерти. Том приоткрыл туманные глаза и с полной отдачей чувственно сжал обмякшее тело. Сколько он не делился силой с Гермионой, но такой импульс она не готова была принять — она безжизненно уронила голову вбок, сверкнув томными глазами, кудри спали на лицо, и прозвучал протяжный жалобный стон. Том почувствовал, как внутри неё всё начало сгорать, не справляясь с мощью энергии, как огненная лава прожигала нервы, превращая в безжизненную куклу, как её дыхание затруднилось, и даже губы больше не могли поймать воздух. Казалось, Гермиона сейчас же потеряет сознание, но её обтянутые плёнкой зрачки продолжали сверкать из-под полуопущенных ресниц. Том нырнул ладонью в волосы, поднимая отяжелевшую голову и привлекая её к себе, пальцем надавил на щёку и губами мягко и уверенно вонзился в нижнюю девчачью губу. Его затрясло, как в лихорадке, от того, что Гермиона совсем растеклась, превращаясь в какую-то густую жидкость, способную принимать любую форму в его руках. Стук крови в ушах стал слишком громким, заглушая скрежетания молний, перед глазами всё расплылось, и Том снова стал забывать, что ладони сжимают живое существо. Пальцы опустились к плечу и невольно сдавили его без возможности ослабить хватку. Как путник, сгорающий в пустыне от многодневной жажды, он припал к оцепеневшим губам, словно к воде, стал терзать своей страстью со звериным желанием вытянуть жизнь. Гермиона обмякла, как тряпичная кукла, и стала скатываться по стенке вниз. Том не сразу среагировал, губы разъединились, и он резко отпустил плечо, едва успевая подхватить ускользающую волшебницу. Поднимая её, он встряхнул тело и, обнимая рукой за плечи, крепко и бережно прижал к себе, зарывая слабую улыбку в волосах и тоскливо глядя рассеянным взором в пространство перед собой. На задворках сознания он уловил мысль, что поступает жестоко и нужно притянуть к себе хоть немножко разума, иначе есть огромный шанс лишиться источника горячего тепла, а Гермиона попросту не выйдет отсюда живой.
Едва сдерживаясь и выискивая в себе частичку самообладания, Том глубоко вздохнул и почувствовал, как дрожат все его нервы. Напор чувств, которые он пытался обуздать, стал уменьшаться, а Гермиона — оживать. Её тонкие пальцы соскользнули с груди и захватили волшебника в объятия, сцепляясь за спиной в замок.
Том чувствовал себя в каком-то сне: неуправляемом, рассеянном и неподвластном его логике и разуму. Рассудок затерялся в глубинах мрачной пропасти и абсолютно не собирался возвращаться обратно. Кровь и разряды тока гулко шумели в ушах, ладони едва сдерживались, чтобы не сомкнуться в болезненном захвате, а невидящий взгляд продолжал различать только серые тени перед собой. Он даже не понимал, чего сейчас хочет и что должно быть дальше, поэтому по-прежнему неподвижно стоял, крепко прижимая Гермиону к себе, и пытался не сорваться в новую бездну неукротимых чувств. В голову, наконец, пришло нужное слово — баланс. Нужно поймать баланс.
Но этого делать не хотелось, и он дальше пребывал в замешательстве, испытывая странное ощущение, словно время остановилось.
Непослушные пальцы медленно прошлись за спиной от плеча к шее и, чуть надавливая подушечками, стали вырисовывать линии на коже за воротником рубашки. Гермиона неторопливо подняла голову, и Том, почувствовав на себе взгляд, рассеянно посмотрел в ответ. Он различил блестящий туманный взор, который спустя несколько мгновений спустился с тёмных глаз на тонкие губы.
Чёрт, она хотела его тепла! Если он пытался сдержать себя от возможного непоправимого стечения обстоятельств, то она вообще не пыталась как-то помочь ему в этом, словно не понимала, чем это может грозить. Томный взгляд манил продолжить выжимать из неё жизнь, и, едва хватаясь за тонкую нить выдержки, Том хрипло прошептал:
— Остановись.