Прежде чем мы стали чужими

Когда мы проходили мимо стола с закусками, она прихватила горсть пакетиков с сухими сливками для кофе из миски и спрятала к себе в сумку. Она таскала эти пакетики везде, где могла, размешивала в воде и заливала хлопья на завтрак. Я улыбнулся и покачал головой. Дурацким голосом она сказала:

– Ничего такого, я просто делаю покупки.

Настроение внезапно поднялось, мы оба засмеялись и выбежали из дверей. Но мысль, что Грейс посылает родителям деньги, которые ее отец, скорее всего, тратит на свое пиво, продолжала убивать меня.

Мы пошли в банк, где я снял со счета последние три сотни долларов. Я не сказал Грейс о том, что на моем счету осталось минус восемь центов. Она отвела меня в ломбард, куда заложила виолончель. Мужчина средних лет, стоявший за стойкой, приветствовал нас, как старых знакомых.

– Привет, Грейс.

Я неодобрительно поглядел на нее и прошептал:

– Он тебя знает? – Она нахмурила брови:

– Типа того.

– Пришла забрать виолончель?

– Ага, – кивнула Грейс.

Я передал человеку за стойкой триста долларов. Он ушел в заднюю комнату и через минуту вернулся, неся виолончель в ее огромном чехле. Грейс подписала бумаги, и мы вышли. Оказавшись на улице, я обернулся к ней:

– Постой тут. Я на минутку.

Я снова зашел в ломбард и попросил у человека листок бумаги.

– Вот мой телефон. Пожалуйста, не давайте Грейс больше закладывать виолончель. Она – замечательный музыкант. Виолончель нужна ей для занятий. Пожалуйста, просто позвоните мне, я приду, и мы все уладим.

Тем вечером, когда Грейс ушла к себе, я спустился в лобби и позвонил отцу из телефона-автомата.

– Сын?

– Привет, пап.

– Ну здравствуй. Как в Нью-Йорке, уже на всех произвел впечатление? – Сарказм сочился из каждого его слова. Он никогда не умел скрывать свое пренебрежение.

– Я звоню, потому что мне нужно помочь одному другу. Не мог бы ты одолжить мне денег, чтобы ссудить ей? – Я совершенно наплевал на свою гордость. Просто закрыл глаза и ждал, что он ответит.

– Ей? Это твоя подружка?

– Нет, пап. Это совсем другое.

– Ты хочешь мне сказать, что у девушки из-за тебя проблемы?

Я глубоко вздохнул.

– Она мой самый близкий друг здесь, и у нее нет никаких средств к существованию. Не как у нас с Алексом. Она учится только на свои деньги. Она изучает музыку, она музыкант, и ей нужна новая виолончель, но не на что ее купить.

Мне пришлось немного соврать, но я не хотел вдаваться во все детали.

– Знаешь, я должен еще платить за свадьбу твоего брата.

– А что, родители Моники не принимают участия в оплате свадьбы?

– Ну, мы хотели пригласить их на вечеринку по случаю обручения, а потом еще предварительный обед, и открытый бар для всех, и…

– Ладно, пап. Я понял. Нет проблем.

Секундная пауза.

– Ну ладно. По крайней мере ты начинаешь ценить то, что мы делаем для тебя. Сколько тебе нужно?

– Несколько сотен долларов.

– Я переведу их завтра тебе на счет. Знаешь, Маттиас, я ведь хочу тебе помочь. Только потому, что ты избрал для себя самый сложный из возможных путей…

Я рассмеялся. Он был неисправим.

– Я найду работу и все тебе верну. Спасибо, пап. – Я повесил трубку.

Как ни противно было звонить отцу, но все это теперь уже было не важно. Все, о чем я мог думать, была Грейс с ее тяжелой работой и всеми жертвами, на которые она шла ради того, чтобы играть свою музыку. Она верила в нее, верила, что все будет стоить того, а что такое вера без испытаний? Вот чему я у нее научился – верить в себя и в свое искусство.

Я чувствовал к Грейс то, чему еще не было определения. Я мог произносить это слово миллион раз, но теперь, когда я осознал это, оно звучало совсем по-другому. Когда я думал о том, что было между нами, мне было не важно, что это выглядело как дружба. Я любил ее.

8. Ты изменил меня

ГРЕЙС

Хоть я и довела до мастерства умение быстро передвигаться в толпе с огромной виолончелью в чехле, тем утром я все же опоздала на занятие. К счастью, профессор Порнсайк хорошо ко мне относился; его уроки всегда были удовольствием для меня, хотя и не потому, что я была его любимчиком, как дразнила меня Татьяна. Все, что надо было делать, – это играть на виолончели, единственная вещь, которая всегда легко мне давалась. Обычно я просто закрывала глаза, забывала обо всем и уносилась вместе с музыкой. Но в эту пятницу все пошло не так.

– Вы снова опоздали, Грейсленд.

– Грейс, – поправила я, вытаскивая виолончель и смычок из чехла. На смычке висело несколько порванных струн. Я попыталась быстро их натянуть, но Дэн подошел и навис прямо надо мной. Его защитного цвета штаны были затянуты ремнем выше чем надо, а оранжевая рубашка-поло маловата на пару размеров. Я раздраженно посмотрела на него, чтоб дать ему понять – мне мешает его ненужное внимание.

– Ну что? – спросила я.

Он выхватил смычок у меня из рук и начал его рассматривать.

– Да он нейлоновый.

– Я знаю.

– Грейс, ты играешь ведущие партии. Для этого нужен хороший смычок. Зачем ты пользуешься этим дерьмом? – Часть его усов прилипла к верхней губе и дрожала в такт словам.

– Я член Общества защиты животных. Я не могу пользоваться смычком из конского волоса.