Прежде чем мы стали чужими

Я заплакала. Я понимала, что плакать – это отстой, но алкоголь, трава и мое идиотское поведение не позволяли мне сдерживать эмоции.

– Теперь я тебе противна?

– Ты о чем?

– Ну, ты сказал этому парню: «Ты что, хочешь трахать вот это?» Что значило это – вот это?

– Грейс, у тебя глаза слипаются. Ты пьяна и обкурена. Я знаю этого парня. Ему, судя по всему, было бы пофиг, даже если бы ты вырубилась прямо под ним, он все равно от своего бы не отказался.

Я закрыла лицо руками и заплакала еще сильнее. Даже та капля туши, которой я накрасилась, растеклась и размазалась у меня по лицу.

– Пошли. Давай забудем все это дерьмо, – потянул меня Мэтт вверх по лестнице.

В своей комнате я бросила ключи на стол и кинулась в ванную. Из-за двери я услышала, как Мэтт включил проигрыватель и поставил «Ю-Ту»[8].

Теперь, когда мы остались только вдвоем, все снова казалось нормальным и мы были просто Грейс и Мэтт. Обсуждать было нечего. Но там, снаружи, был реальный мир…

Я вышла из ванной и увидела, что он крутит что-то в термостате.

– Я тут сварился. Что за фигня случилась с отоплением?

– Дарья наконец его починила. Я вчера ее попросила.

Нагреватель на нашем этаже был с придурью, он мог не работать три дня, а потом внезапно начать шпарить без остановки. Такое бывает, если ты живешь в старом доме в Нью-Йорке. Я начала снимать колготки.

– Отвернись, – скомандовала я Мэтту, но он смотрел на меня, не отрываясь. – Отвернись, я хочу переодеться.

Наконец он послушался. Неохотно. Я натянула летнее цветастое платье, которое лежало сверху в куче одежды у меня на кровати, а потом села на пол и смотрела, как Мэтт скидывает сапоги. Он прошел по комнате в носках и попытался открыть окно.

– Если ты его откроешь, тут очень быстро станет холодно.

Он обернулся и посмотрел на меня, почти голую в моем платьице на тонких лямочках. А потом быстро снял свою рубашку. Каждый раз, когда я видела его полуголым, у меня замирало сердце. У него были широкие плечи, но тонкая талия, он носил джинсы низко на бедрах, иногда с трусами, иногда без. Этой ночью он был без, а в джинсах был ремень из шнурков, который я ему сделала.

– Куда это ты смотришь? – улыбаясь, он подошел ко мне.

– Не льсти себе. Я смотрю на твой классный ремень.

– Ну да, конечно.

Он схватил с книжной полки бутылку текилы, отпил глоток и протянул мне, но я отмахнулась. Я больше не могла выпить ни глотка.

– Другой ремень у меня сломался. Мама сделает мне новый, когда я приеду домой на каникулы.

– Она делает ремни?

– Да, она рукодельница.

– А как она их делает?

– У нее есть такие специальные штуки, чтобы вырезать узоры на коже. – Он показал на ремень своей камеры, лежащей на тумбочке возле кровати, где он оставил ее накануне. Я не обернулась. Я была занята разглядыванием дорожки волос, убегающей вниз по его груди… И он это заметил. Когда я подняла глаза, он смотрел мне прямо в лицо, не мигая.

Я заставила себя встряхнуться и потянулась за его камерой. На ее кожаном ремне вился замысловатый узор из переплетенных кругов и треугольников. «Это действительно классно».

Наклонившись надо мной, он протянул руку:

– Вставай, давай потанцуем.

– Что? Нет, не хочу.

– Поднимайся, потанцуй со мной, малышка.

– Я плохо танцую, и я слишком пьяная.

– Ты была очень даже ничего себе, когда отплясывала там внизу с этим, как-его-там.

– Пожалуйста, не начинай. Это было ужасно глупо. И потом, ты первый начал со своими «на грудь» стаканами с Дженнифер Энистон.

– А она правда похожа на Дженнифер Энистон, да?

Я закатила глаза.

– Ну давай, иди сюда. Я поведу. Тебе только и надо что попадать в такт.

Я взяла его руку и поднялась, нервно хихикая. Он не терялся – тут же обнял меня, положив одну руку мне пониже спины и зажав другую в своей, и прижал меня к своей голой груди.

– Положи руку мне на плечо, Грейс.

Началась песня «С тобой и без тебя». Мэтт закачался в такт, а потом толкнул меня назад и развернул на вытянутой руке. Когда он снова притянул меня к себе, наши тела оказались прижаты друг к другу еще теснее, чем прежде. Он резко опустил голову и поцеловал мое плечо. Мое сердце забилось сильнее. Его тело рядом с моим казалось таким горячим. Мы перестали двигаться и отступили друг от друга на несколько сантиметров. Я провела указательным пальцем по его груди, обводя косые мышцы и восхищаясь скульптурностью кубиков на животе. Их сходящийся треугольник уходил своей вершиной вниз, и мой взгляд, следя за этой линией, упал туда же. Судя по тому, как высоко начала вздыматься от участившегося дыхания грудь Мэтта, он тоже это заметил.

– Что ты делаешь? – спросил он севшим голосом.

– Извини…

Я хотела убрать руку с его живота, но он поймал ее и вернул обратно.

– Можешь не останавливаться.

Я положила руки ему на талию и провела по его твердым бокам вверх, к груди, к дорожке шелковистых волос, а потом сомкнула за его шеей. Мы снова закачались, будто в медленном танце. Он улыбался с закрытыми глазами.

– Мммм, теперь я.

– Мэтт, ты совсем не принимаешь меня всерьез?

Глаза распахнулись. Он резко прижал меня всем телом вплотную к себе, так, что я почувствовала его твердость.