«Брайант, – ответил он. – Хотел бы я… чёрт, хотел бы я, чтобы всё пошло по-другому. Сейчас это просто кошмар. Три месяца назад я узнал, что был не единственным, с кем она крутила роман на стороне. К тому моменту я уже заразился. Три недели назад мне подтвердили диагноз. Я всё рассказал жене про ВИЧ и измену, про всё. Я так переживаю, что мог заразить Жанель, вы понимаете? Но… чёрт. Я так испугался, вы понимаете? Испугался. Обозлился. И я…»
Он снова начал плакать, и хотя Макензи понимала, к чему он клонит, ей было сложно перебороть себя и не пытаться его оправдать. Его следующие слова подтвердили её предположение.
О’Лири продолжил рассказ, рыдая. Сейчас кроме него и Макензи в комнате никого не было, но она почти чувствовала напряжение, повисшее в комнате для наблюдения, где их внимательно слушали Эллингтон и Родригес.
«Когда я узнал о диагнозе, то переспал ещё с двумя женщинами. Я стал… монстром. Я хотел, чтобы другие тоже заразились. Мне это казалось справедливым… Мне казалось… что так я мстил всему миру».
«
Внутренне её трясло от злости и чего-то, похожего на печаль.
Она поднялась со стула и вдруг поняла, что просто не может заставить себя смотреть на Девона О’Лири. Она сжала пальцы в кулаки, сжимая что было силы, чтобы сдержать дрожь. Она пыталась проглотить резкие слова и обвинения, которые бы никогда не произнёс профессионал своего дела. Она устала, она была расстроена, и казалось, что ситуация выходит из-под контроля.
Не сказав О’Лири ни слова, Макензи вылетела из комнаты для допросов, пытаясь скрыть свои эмоции. Она прошла мимо комнаты для наблюдения и направилась в небольшой кабинет, который служил ей офисом. Она стояла там в темноте, делая глубокие вдохи и выдохи.
Она задавалась этим вопросом уже не в первый раз. Он был тем, на чём основывалась её работа. Она подумала о человеке, сидящем в комнате для допросов, гадая, в какой момент его жизни всё пошло наперекосяк. В детстве? В старших классах школы? В колледже?
Макензи услышала шаги. Она повернулась и увидела осторожно приближающегося Эллингтона. Он смотрел на неё с выражением сильного беспокойства – таким озабоченным она не видела его никогда. Макензи вдруг захотелось его обнять, и чтобы он не отпускал её до тех пор, пока она не погрузится в сон.
«Макензи, – мягко произнёс Эллингтон, – что происходит?»
Она сжала пальцы в кулаки, не желая, чтобы он заметил, как дрожат руки. «Просто всё навалилось, – сказала она. – Умерла мать Харрисона, это грёбанное расследование… этот урод в допросной и это дело. Для меня это…»
«Слишком».
Она кивнула: «Дай мне секунду. Я скоро вернусь. Мне нужно пару минут отдохнуть от О’Лири, или я могу сорваться».
«Тебе нужно больше, чем пару минут, – сказал Эллингтон. – Я знаю, что одна ночь вместе не делает меня знатоком души Макензи Уайт, но тебе нужно поспать. Или хотя бы отдохнуть».
«Ты тоже не отдыхал», – заметила Макензи.
«Я отлично выспался ночью перед тем, как сюда приехать, – ответил Эллингтон. – А ты здесь уже три дня. Возвращайся в мотель. Ляг в постель и закрой глаза. Обещаю разбудить тебя в восемь утра».
Макензи посмотрела на часы. Оказывается, было уже 3:05 ночи.
«Даже не думай возражать, – продолжил Эллингтон. – О’Лири – бесспорно монстр, но не убийца, и он никак не выведет нас на него. Если ты хочешь хорошо поработать завтра, то сейчас тебе нужно отдохнуть».
Макензи кивнула и ответила: «Хорошо. Только разбуди меня не в восемь, а в семь».
«Какая же ты упёртая», – сказал он.
Макензи направилась к двери и прошла мимо Эллингтона. Ей хотелось его поцеловать, но при этом не хотелось выглядеть жалкой и расстроенной неженкой, которой нужна поддержка мужчины, как только что-то идёт не так.
«Нужно узнать имена женщин, с которыми он спал после заражения, – на ходу сказала она. – Им нужно сообщить».
«Родригес этим занимается, – ответил Эллингтон. Он замолчал на мгновение, а потом добавил, осторожно подбирая каждое слово. – Хочешь, я поеду с тобой? Тебе нужна поддержка?»
Ей понравилось его предложение, но Макензи отрицательно махнула головой: «Нет, спасибо».
Эллингтон кивнул и молча смотрел, как она уходит.
«
На секунду она вспомнила окровавленную кровать, которая стала последним пристанищем отца, прежде чем его тело опустили в землю. Ещё она подумала о матери, которой никогда не было в её жизни.
«
Макензи вышла на улицу, которая была очень тихой в предзакатные часы. Ей казалось, что ещё никогда в жизни она не ощущала себя такой потерянной, и текущее расследование было здесь ни при чём.