Президент Каменного острова. Президент не уходит в отставку

- Боюсь, что долго тебе ждать придется, - заметил Сорока. Он прислонился к корявому стволу спиной, продолжая раскачивать за ремешок транзистор. Джаз кончился, и диктор бодро сообщил: «А сейчас на волне «Маяка» выступит долгожитель Абхазии…»

- А вдруг ты, Сорокин, долгожителем окажешься? - рассмеялся Боб. - Не пьешь, не куришь и за девушками не бегаешь… И наверное, вегетарианец? Как Репин, ешь суп из сена?

Миша Лунь ухмыльнулся, не переставая жевать резинку.

А Гайдышев презрительно фыркнул и, нагнув лобастую голову, процедил:

- Повесь приемник на место.

«Вот оно, начинается… - подумал Сорока. - Трое на одного… Многовато!»

И еще он подумал, что давно не дрался и драться ему вовсе не хочется. Но эти настырные парни не случайно оказались здесь, они явно его поджидали. А то, что Сорока сюда приезжает почти каждую неделю, знал Длинный Боб - он даже один раз подвозил Сороку на «Запорожце» до самой дачи.

Сорока молча поставил транзистор на тропинку и пошел дальше своей дорогой. Стоявший на его пути Миша Лунь нехотя отступил. Толстые губы его ритмично шевелились, он все еще жевал резинку.

- Кому говорю, повесь приемник на место! - повысил голос Гайдышев.

- Мы лесных птиц обучаем современному джазу, - вкрадчиво сказал Боб. - Синичек, дроздов…

- Сорок, - ввернул Миша и громко рассмеялся.

И тут, легка на помине, на соседнее дерево плавно опустилась большая пестрая птица. Блестя круглыми бусинами глаз и вертя длинным хвостом, сорока с любопытством смотрела на них.

Сорока шел и слышал позади их шаги. Поблизости ни одной дачи, сплошные сосны и ели. И людей не видно.

Поравнявшись с толстой сосной, Сорока внезапно остановился и мгновенно повернулся к ним. Ленька Гайдышев чуть было не налетел на него. Выругавшись, он немного отступил в сторону. Миша Лунь зашел сбоку, отрезав путь. Длинный Боб прислонился к соседнему дереву и, отбросив с глаз волосы, принялся крутить настройку приемника. Он делал вид, что происходящее его не касается. Боб вообще был вежливым, воспитанным парнем, и не верилось, что он сейчас готов вместе с этими двумя напасть на Сороку. Когда в цехе вспыхивали ссоры между слесарями, Боб всегда старался урезонить их. А уж в драки не лез и подавно.

- Мы тебя предупреждали: не суй нос в наши дела, - начал распалять себя Гайдышев. - Ты сам по себе, а мы сами по себе. Чего же ты, сволочь, гадишь нам?!

Ленькино лицо исказилось; сжимая кулаки, он сверлил Сороку ненавидящим взглядом. Миша Лунь, оглянувшись на Боба, шагнул к Сороке. Хотя он тоже сжал кулаки и всячески старался напустить на себя злость, круглое лицо его было добродушным.

Сорока понял, что больше медлить нельзя. Тем более вступать в бесполезные разговоры. Вроде бы в карманах у них ничего подозрительного нет…

И Сорока, так и не произнеся ни слова, шагнул к Гайдышеву…

Тот еще и до половины не успел поднять руку, как очутился на усыпанной желтыми иголками земле. Судя по тому, как парень изумленно моргал белесыми ресницами, глядя на синий квадрат неба, он так ничего и не понял. Следующий молниеносный удар Сорока обрушил на Луня. Этот не упал, он отлетел на два шага и, стукнувшись о дерево, замер в этой странной позе.

- А я чего? Я ничего… - ошалело бормотал Лунь. - Ну, позвали и поехал… подышать свежим воздухом…

- Это верно, погода хорошая, - усмехнулся Сорока, потирая нывшие костяшки пальцев. - О чем вы, коллеги, толковали, я что-то не понял?

Краем глаза он наблюдал за Длинным Бобом - тот даже позы не изменил: стоял у сосны и увлеченно слушал транзистор. Он поймал какую-то легкую мелодию. Когда в музыку врывались электрические разряды, треск, он страдальчески морщился и снова начинал крутить черный тумблер. Неожиданно выключив транзистор, он с мягкой улыбкой взглянул на взъерошенного Сороку.

- Тут, говорят, где-то Ахматова похоронена? - как ни в чем не бывало спросил Боб. - Ты был там?

- На могилку, значит, захотели взглянуть, - сказал Сорока. - В таком случае вы заблудились, коллеги, кладбище в другой стороне…

- Отличная поэтесса, правда? - В том же духе продолжал Боб. - Как это у нее?.. «За городом вырос пустынный квартал на почве болотной и зыбкой. Там жили поэты - и каждый встречал другого надменной улыбкой…»

- Хорошие стихи, - улыбнулся Сорока. - Правда, это не Ахматова, а Блок…

- Неужели? - удивился Боб. - А я думал, Ахматова…

Гайдышев, бросив исподлобья взгляд на приятеля, потрогал острый подбородок, сплюнул и выругался.

Вдалеке протяжно свистнула электричка, а немного погодя по лесу эхом пробежал дробный прерывистый гул. Поезд не остановился. Проходной. Сорока на суку резко вскрикнула и, мелькая среди деревьев, улетела.

- Ну-ну, дышите… свежим воздухом, - сказал Сорока. - Чего-чего, а воздуха тут хватает… на всех! А кладбище - вон там! - показал он в противоположную сторону.

Повернулся и, насвистывая, зашагал дальше. Широкоплечий, он шел чуть наклонив корпус вперед - походкой спортсмена. Прямые русые полосы спускались на воротник потертой кожаной куртки. Кеды, вдавливаясь в мох, ступали бесшумно.