Презирая дымы и грозы

— Странно...

Это был последний день их пребывания в Таллине, где они практически ничего не успели посмотреть. Успели только схватить его основные черты — неприветливость и грубоватость сухопарых эстонок, особый запах воздуха, необычные очертания зданий, эти волшебные белые ночи, очарование покрученных узких улочек... Было невозможно за такой короткий срок, да еще с такими важными задачами, с какими они прибыли сюда, проникнуть в древность, содержащуюся в Таллине. Но чувствовалось — прикосновения, чтобы помнить его и потом всегда тосковать по нему, им хватит!

Прогулку этого дня они начали с Вышгорода, части Старого Города, расположенной на возвышенности. В средневековье Вышгород делился на Большое городище, Малое городище и прилегающие территории — и все это было обнесено крепостными стенами. Теперь все стало проще.

В Вышгороде они посмотрели один из старейших храмов Таллина — Домский собор, который оказался совсем маленьким. Они туда пошли не из приверженности католичеству, а исключительно ради Ивана Федоровича Крузенштерна, который там похоронен. Это русский мореплаватель, руководитель первой русской кругосветной экспедиции в начале XIX века.

А также в Вышгороде посетили построенный в 1900 году православный собор Александра Невского. Александр Невский был их культурным и историческим идеалом. Как же они могли бы ему не поклониться?!

— Как подумаю, что мужество этого двадцатилетнего мальчишки определило нашу сегодняшнюю жизнь, так страшно становится, — тихо говорила Прасковья Яковлевна, рассматривая иконы с его изображением. — А что если бы у него Невская битва или Ледовое побоище не получились?

— Тогда не было бы России. И нас не было бы...

— И значит, он — наш Создатель и славянский Бог. Так же?

— Про создателя это смелая мысль, но, возможно, по глубинной сути и правильная. А касаемо Бога, то он и есть русский Христос, тем более что обстоятельства его последней болезни очень туманны и двусмысленны.

— А еще я от кого-то слышала, что Иисус тоже был воином... участвовал в битвах, — потирая лоб, сказала Прасковья Яковлевна. — Как и наш Александр Ярославович. Не знаю, так ли...

— Так, — подтвердила Любовь Борисовна. — Есть версия, что Иисус был зелотом, даже предводителем зелотов, которые затеяли Иудейскую войну и воевали против римского порабощения.

Так рассуждая, они спустились в Старый город, прошли на Ратушную площадь — маленькую, целиком умещающуюся в поле зрения человека. Здесь со всех сторон обошли ратушу — наиболее сохранившееся здание из ратуш Средневековья в Северной Европе. Трогая ладонями ее шестисотлетние стены, путешественницы вполне сознавали, что до них этим стенам отдавали свое тепло многие поколения предшественников. И Прасковье Яковлевне с Любовью Борисовной очень хотелось дотянуться до тех древних людей, пожать им руки — хотя бы через эти камни. Так они, словно святым вином, причащались непобедимым временем для жизни долгой и счастливой. Они словно впитывали в себя корпускулы времени, как противоядие старению — так люди впитывают малые порции яда, чтобы не отравиться им в другой ситуации.

— Зачем здесь башня, не знаешь? Как в минарете... — спросила Прасковья Яковлевна.

— Это колокольня, — пояснила Любовь Борисовна, — ее высота 34 метра. Когда-то городские стражники смотрели с ее площадки не приближаются ли к городу вражеские войска и не разгорается ли где пожар.

— Для скученных европейских городов пожары были настоящим бедствием. Про это я читала даже у Дрюона.

— Ну вот. И если городу грозила опасность, стражники били в набатный колокол. Он там до сих пор висит! Знаю, что он страшно древний, и нижний край его украшает надпись со словами: «Да хранит каждый свой огонь и пламя, чтобы защитить город от беды».

Постепенно идя по периметру площади, они дошли до Ратушной аптеки. На ней висела табличка с надписью: «Самая старая (с 1442 г.) работающая аптека в Европе». И это производило впечатление! Причем надпись не лгала — аптека действительно работала, в ней продавали современные лекарства и прочие традиционные аптечные товары.

Внутри витал дух оккультизма, дух мистического целительства. Со стен на посетителей смотрели портреты Парацельса и Соломона Трисмозина, а на полках музейного уголка были выставлены лечебные средства: сушеные лягушки, ежи со снятыми иголками, загадочные зелья и прочие жуткие снадобья.

— Ой, пойдем отсюда, — потянулась к выходу Прасковья Яковлевна. — Не могу смотреть на этот мрак.

— Хорошо, что мы теперь живем, а не тогда, да?

Наконец они завершили свои экскурсии, пообедали в ресторане «Норд» и пошли смотреть фильм «Вокзал для двоих».

На следующий день они покинули Таллин, чтобы навсегда сохранить его в памяти и никогда больше сюда не вернуться, увы...

О, белый город

О, Ленинград!