Презрение Лорда

Услышав эту песню, Ранихины начали резвиться вокруг отряда, и бег их был таким легким и стремительным, словно земля волнами подкатывала им под ноги.

Пьеттен зашевелился на руках Гиганта и на некоторое время стряхнул с себя свой дневной сон, чтобы посмотреть на Ранихинов пустыми глазами, в которых вдруг появилось нечто, похожее на тоску. Тротхолл и Морэм сидели, расслабившись, в своих седлах, словно в первый раз после того, как покинули Ревлстон, они почувствовали, что отряд находится в безопасности. И слезы бежали по лицу Кавинанта, как по стене.

Кара солнца смущала его в наполнявшей пустоте. Голова его, казалось, готова была взорваться, и это ощущение заставило его предположить, что его поместили на какую-то ненадежную высоту, и внизу огромные волны хищной травы огрызались, пытаясь схватить его за пятки, словно волки. Но седло из клинго удерживало Томаса на спине у Дьюры. Через некоторое время он погрузился в дремоту, в которой танцевал и плакал, и занимался любовью по приказу кого-то, кто насмешливо управлял им, словно марионеткой.

Когда он проснулся, была уже середина полудня, и почти весь горизонт впереди занимали горы. Дела у отряда шли хорошо. Лошади мчались с такой скоростью, словно равнины давали им больше энергии, чем они могли вместить.

На мгновение Кавинант представил себе Менхоум, где, вероятно, ошибочное и бесполезное уважение к его обручальному кольцу приведет к тому, что его представят Ранихинам, как будущего наездника одного из них. Безусловно, это была одной из причин, побуждавших Тротхолла посетить равнины Ра до приближения к Горе Грома. Воздать честь Юр-лорду, Рингфейну. Ах, проклятие! Он попытался представить себе, как едет на Ранихине, но его воображение не могло совершить такого скачка; более, чем что-либо другое, кроме Анделейна, огромные опасные лошади, обладавшие земной силой, выражали сущность Страны. А Джоан объезжала лошадей. По какой-то причине от этой мысли у него защипало в носу, и он попытался удержать слезы, из всех сил сжав зубы.

Остальную часть полудня Кавинант провел, осматривая горы. Они вырастали впереди отряда, словно вершины медленно вставали на ноги. Изгибаясь на юго-запад и северо-запад, горная цепь была не столь высока, как горы позади Подкаменья Мифиль, но она была зазубренной и неровной, словно самые высокие вершины были раздроблены на мелкие осколки, чтобы соединиться и сделаться непроходимыми. Кавинант не знал, что находится за этими горами, и не хотел знать. Их непроходимость каким-то странным образом успокаивала его, словно они являлись преградой между ним и чем-то таким, на что он не мог смотреть.

По мере того, как отряд легким бегом приближался к горам, они вырастали все быстрее и быстрее. Солнце уже садилось на западе, когда всадники добрались до обрывистого подножия горной гряды. Во время последнего подъема солнце окрасило их спину в оранжевые и розовые тона, и в этом свете они въехали на широкое ровное плато у подножия скалы.

Здесь, наконец, они увидели Менхоум.

Нижняя часть скалы на последние двести пятьдесят или триста футов под острым углом наклонялась внутрь широкого полуовального фасада, образуя пещеру наподобие глубокой вертикальной чаши в скале. В глубине этой чаши, где они были укрыты от ненастий и все же находились на открытом воздухе, стояли, скрепленные обручами, палатки семей Раменов. А впереди, под прикрытием скалы, находилась общая палатка, где Рамены жгли костры, готовили пищу, собирались, чтобы поговорить, потанцевать или спеть вместе, когда они не отсутствовали на равнинах вместе с Ранихинами. Все вместе это выглядело довольно сурово, словно поколениям Раменов не удалось найти для себя уюта в камне, ибо Менхоум был всего лишь центром, отправной точкой, откуда этот кочевой народ отправлялся в свои скитания по равнинам.

Встречать приближавшийся отряд собралось около семидесяти Раменов. Почти все они были Винхоумами, молодыми и старыми, но были здесь и другие, кто просто нуждался в покое и безопасности. В отличие от Кордов и Мейнфролов, у них не было боевых шнурков.

Но Лифе была там, и она легким шагом вышла вместе с тремя другими Раменами встречать отряд. На первый взгляд эти трое тоже были Мейнфролами; на них были надеты венки из желтых цветов, как у Лифе, и шнурки они тоже носили в волосах, а не на поясе. Отряд остановился, и Тротхолл спешился перед Мейнфролами, он поклонился им в манере Раменов, и они в свою очередь приветствовали его.

— Добро пожаловать еще раз, Лорды издалека, — сказала Лифе, — Привет вам, Рингфейн и Великий Лорд, и Гигант, и Стража Крови. Добро пожаловать к очагу Менхоума.

Увидев ее салют, Винхоумы устремились вперед из-под прикрытия скалы. Слезая с лошадей, всадники встречали приветствия улыбающихся Винхоумов с небольшими венками из сплетенных цветов. Жестами ритуальной величественности они надели эти венки на правые запястья своих гостей.