Презрение Лорда

— Мне придется спускаться первым. И нечего смотреть на меня с таким смущением. Я уже сказал тебе, что я — прокаженный. Мои руки и ноги немы, они ничего не чувствуют. Я не могу крепко держаться за что-нибудь. И к тому же я… плохо переношу высоту. Я могу упасть. И не хочу, чтобы ты упала вместе со мной. Ты… — Он запнулся, потом, сбиваясь, продолжал: — Ты была добра ко мне, а с той поры, когда я мирился с этим, прошло много времени.

Девушка захлопала глазами, услышав этот суровый тон.

— Почему вы сердитесь? Чем я вас обидела?

«Тем, что была добра ко мне!» — мысленно пробормотал он. Его лицо посерело от страха, когда он повернулся спиной к пролому, опустился на четвереньки и стал спускаться вниз.

В первом порыве ужаса он ставил ноги на ступеньки, закрыв при этом глаза. Но спускаться с закрытыми глазами он не мог; привычка прокаженного контролировать себя, а также необходимость держать все чувства начеку были слишком сильны. Однако, когда глаза были открыты, начинала кружиться голова.

Поэтому он изо всех сил заставлял себя смотреть только на камень прямо перед собой. С первого же шага он понял, что наибольшая опасность для него заключается в немоте ног. Немые руки заставляли его чувствовать себя неуверенно из-за непрочности захвата, и прежде, чем ему удалось преодолеть пятьдесят футов, он уже цеплялся за края ступенек с такой силой, что у него начало сводить судорогой плечи. Но он мог видеть свои руки, видеть, что они на скале, что боль в запястьях и локтях не мистификация. Ног Кавинант видеть не мог, если только не смотреть вниз. Лишь тогда он убеждался в том, что его нога попала на следующую ступеньку, когда лодыжка чувствовала давление всего тела. Каждый шаг вниз он делал наугад. Если неожиданно подкатывал новый приступ слабости, Томас был вынужден, держась за скалу, крепко прижимать руки к бокам, при этом целиком полагаясь на невидимую опору под ногами. Он старался выкидывать ноги вперёд таким образом, чтобы вибрация тела при контакте говорила ему, когда ступни ног находятся у края следующей ступени; но когда он ошибался, его голени и колени стукались о каменные углы, и острая боль заставляла ноги подгибаться.

Карабкаясь вниз, ступенька за ступенькой, глядя на руки сквозь пот, заливающий глаза, Кавинант проклинал судьбу, отнявшую у него два пальца, которых, возможно, как раз и не хватит, чтобы удержаться, если ноги сорвутся. Вдобавок отсутствие половины руки приводило к тому, что Кавинанту казалось, будто правой рукой он держится слабее, чем левой, что его тело под собственной тяжестью смещается влево с лестницы. Чтобы компенсировать это, он время от времени заносил ноги вправо и постоянно промахивался мимо ступенек с этой стороны.

Он не мог смотреть и стереть пот с лица. Глаза его уже ничего не видели, но Кавинант боялся освободить одну руку, потому что мог потерять равновесие. Судороги терзали его спину и плечи. Ему приходилось сжимать зубы, чтобы не закричать, призывая на помощь.

Словно почувствовав его отчаяние, Лена крикнула:

— Полпути!

Кавинант продолжал ползти вниз, ступенька за ступенькой.

Внезапно он беспомощно ощутил, что ноги двигаются быстрее. Мышцы стали уставать — напряжение в коленях и локтях было слишком велико, и с каждой ступенькой он все больше терял контроль над спуском. Томас заставил себя остановиться и отдохнуть, хотя страх гнал его вниз, чтобы побыстрее покончить с этим. В какое-то мгновение ему пришла в голову дикая мысль, что лучше повернуться и прыгнуть в надежде на то, что склон горы окажется достаточно близко и он останется жив. Потом он услышал звук шагов Лены, приближавшейся к его голове. Кавинант хотел протянуть руку и ухватиться за ее лодыжку, заставить ее спасти его. Но даже эта надежда казалась призрачной, и он остался висеть на прежнем месте, охваченный дрожью.

Дыхание с трудом вырывалось из-за его сжатых зубов, и смысл слов, выкрикнутых Леной, не сразу дошел до него:

— Томас Кавинант! Смелее! Осталось всего пятьдесят ступеней!

Содрогнувшись так, что тело чуть было не оторвалось от скалы, Кавинант снова начал спускаться вниз.

Последние ступени миновали в гремящем хаосе судорог и слепоты, вызванной потоками пота, и затем он оказался внизу, лег ничком на горизонтальном грунте — основании Смотровой — и, задыхаясь, стал ждать, когда кончится страшная ломота в конечностях. Воздух устремлялся в его легкие и вырывался из них со звуком, напоминающим рыдания. Томас прислушивался к нему, пока этот звук не затих и он не смог дышать более спокойно.

Когда наконец он посмотрел вверх, то увидел голубое небо, длинный черный палец Смотровой Кевина, указывающий на полуденное солнце, возвышающийся, подобно башне, склон горы и Лену, склонившуюся над ним так низко, что ее волосы почти касались его лица.

5 Подкаменье Мифиль