— Иногда первое впечатление бывает обманчивым, — произнесла многозначительно. — Люди склонны верить исключительно тому, что видят их глаза. Но эти глаза несовершенны. Так что давайте не будет навешивать ярлыки. У меня есть навыки, а откуда они взялись — это дело моей семьи. Разве Всевышний не наделил нас правом дорожить наследием собственного рода?
Выдумывать эту чушь было непросто, но я старалась. Пыталась создать впечатление, что они просто плохо знают Евангелину и потому им есть, чему удивляться.
К счастью, преподобный Ксандер кивнул. Но он был дотошен.
— И все же, кто именно вас научил?
— О, я бы хотела оставить это в секрете, — ответила с улыбкой. — Личное, понимаете?
— Понимаю, — ответил молодой человек, но в голосе проскользнуло напряжение. — Тогда разъясните, почему вы избили собственного слугу?
Я обрадовалась: уж на эту тему поговорю с удовольствием. Сделала скромное лицо, добавила немножко гнева, который был настоящим, и произнесла:
— Он нарушил мое приказание и не прекратил избивать служанку, когда я приказала остановиться!
Коротко рассказала о случившемся, посетовала на то, что мужчина посмел поднять руку на беззащитную девушку, но толстяк неожиданно прервал меня:
— Пресвятой Амбродий в своих трудах сказал о том, что слуги нуждаются в хорошем наказании, иначе они никогда не постигнут истинного послушания.
Я едва не закатила глаза. Ох и бред! Легко прикрыться чьими-то словами для оправдания собственной жестокости.
— Но наказание должно совершаться справедливо, — возразила я. — Справедливость — основа любого богопочитания, не так ли?
Я, конечно, говорила наобум, но, похоже, сказала в точку. Увидев раздражение в глазах толстяка, мысленно усмехнулась, а вот молодой служитель удивил: в его взгляде мелькнуло неожиданное одобрение.
— По справедливости, — продолжила я, — если девушка и совершила проступок (а это был всего лишь разбитый кувшин молока), то и наказание должно было быть соответствующим. Например, её могли лишить завтрака. То есть за порчу продуктов у неё отняли бы продукты. На худой конец, она могла бы это молоко отработать. Это стало бы хорошим напоминанием о том, что усердие — это благодетель… — когда я говорила всё это, то радовалась, что в своё время читала Писание на Земле. Читала искренне с желанием разобраться в том, что есть вера. И это чтение мне отлично пригодилось. — А этот палач за столь незначительный проступок едва не лишил девушку жизни. Это недопустимо! Это не есть справедливость. Не думаю, что вы сами одобрили бы подобное…
Я замолчала, напряжённо вглядываясь в лицо своему основному оппоненту. Воцарилась тишина. Скосив взгляд на так называемого мужа, увидела его ошеломление. Похоже, хозяйка этого тела эрудицией и умом не блистала от слова совсем.
Толстяк надул губы и сверлил взглядом пирожные, стоящие на столе. Кажется, он просто устал меня слушать. А вот преподобный Ксандер неожиданно улыбнулся.
— Очень занимательные рассуждения, — похвалил он. — Вы очень умны, графиня. Это удивительно для женщины.
Меня, конечно, покоробило. Но я решила не бунтовать на сей раз.
— Если так, — произнесла, выпрямившись, — то расскажите о цели своего визита.
Вопрос поставил всех в тупик. Толстяк и его помощник переглянулись. Первый нахохлился, поёрзал в кресле и уже собрался что-то сказать, но преподобный Ксандер вдруг прервал его:
— Мы просто зашли в гости. Не волнуйтесь, мы уже уходим.
Кажется, его старший товарищ собирался сказать совершенно иное. Он так ошеломленно посмотрел на молодого человека, что я едва удержалась от смешка. Лицо толстяка начало наливаться кровью, дряблые щеки подрагивали. Похоже, у него случился приступ ярости.
Но преподобный Ксандер поспешно встал на ноги и коснулся его плеча. Тот мгновенно обмяк. Взгляд мужчины потух, а я почувствовала, как меня прошибло неведомым ощущением, как будто сквозь мое тело пролетели тысячи иголочек, не причинив никакого вреда, но оставив неприятный осадок.
Не знаю, что это было, но в разуме вертелась только одна мысль: это магия. О Боже!
Глава 7. Непаханое поле…
Я осталась сидеть на кресле в гостиной, пока мой муж, как радушный хозяин, пошёл провожать священнослужителей к выходу. Мне хотелось поговорить с блондинчиком. Как же его зовут? Ах да, Генри. Понимаю, что та безобразная сцена с попыткой меня избить была серьёзным прецедентом. Я спешила расставить все точки над "и". Если уж мне выпало здесь жить, нужно брать обстановку в свои руки.
Но Генри ко мне не пришёл. Я ждала его больше получаса и поняла, что муж позорно сбежал, опасаясь взаимодействия со мной. Я была несколько раздосадована, однако решила, что поговорю с ним в следующий раз. Почувствовав, что проголодалась, потянулась к пирожным и, запивая остывшим чаем, с удовольствием пообедала.
Итак, каковы же у меня планы? Кажется, бездействовать совершенно недопустимо. Чем быстрее я установлю здесь свою власть, тем проще будет подавить чужую агрессию.