Презренный кат (СИ)

Когда солдаты народ за соседний плетень отогнали, к месту происшествия подкатил на крытом возке сам начальник тайной канцелярии граф Петр Андреевич Толстой.

— Чего здесь Андрей Иванович стряслось? — осведомился граф, степенно вылезая их окрашенной в темно-синий цвет повозки. — Отчего народ толпиться. Неужели с ним разобраться быстро нельзя? Почему волнения допускаешь?

— Да вот Петр Андреевич безобразие какое, — проводил под локоток начальника Ушаков. — Офицера убитого нашли.

— Где нашли? Кто такой?

— Кто такой не разобрался пока, а лежит вон у плетня. Иди Петр Андреевич, глянь глазом своим многоопытным. Вот здесь иди и не поскользнись только.

— Вот уж безобразие так безобразие, — укоризненно покачал головой Толстой, разглядывая окоченевший труп. — Теперь точно до Государя дойдет, а ему в последнее время чего-то не здоровится, того и нам теперь ждать надобно. Ох и достанется нам теперь от Петра Алексеевича. Крепко достанется за происшествие это. А что за офицер-то? Почему до сих пор не узнали?

— Так это никак Фролка Петров, — опять влез в разговор начальства Суков. — Известная личность.

— Какой такой Петров? — вскинул сердитые очи на подчиненного Ушаков. — Неужто тот самый?

— Он. Яганы Петровой племянник, какой же ещё-то Петров здесь лежать может? — развел руками Сеня. — Он самый.

— Чего? — в один голос удивились генерал с графом. — Чей племянник?

— Как чей? Фрейлины её величества всемилостивейшей государыни нашей Екатерины Алексеевны племянничек. Вот он, собственной персоной, можно сказать. Ох, и расстроится теперь тетушка. Она ведь, сказывают, души в нем не чает.

— Этого нам ещё только не хватало! — сокрушенно топнул ногой Петр Андреевич. — Эти бабы сейчас такую кадилу раздуют, что на всех вони хватит. Вот уж не повезло нам с тобою сегодня Андрей Иванович, так не повезло. Ты-то чего об этом думаешь? Как от напастья такого спасаться будем?

— Я думаю убивца надо искать, — почесал ус генерал. — Ягана баба стервозная, она нам жизни теперь точно не даст. Помнишь, когда у неё исподнее белье из огорода летней резиденции пропало, какого нам Петр Алексеевич нагоняя устроил? Помнишь Петр Андреевич?

— Как же не помнить-то? Он меня потом, когда утихомирился малость, еще раз вызывал. «Найди, — говорит, — ради бога панталоны ихние, а со света меня эти бабы сживут. В летней резиденции второй день появиться не могу. У меня уже душу воротит от нытья ихнего».

— А уж сейчас-то, ему точно покоя не будет. С Яганой связываться, это все одно, что голым задом в муравейник сесть. Один к одному в точности самой. Ой, беда!

— Что за день такой сегодня? — кивнул головой Толстой и уныло побрел к возку. — Беда за бедой.

— А чего еще-то случилось батюшка? — пристроившись в шаг к начальнику, поинтересовался Андрей Иванович.

— В гостях вчера у князя-кесаря был. А ведь оттуда без случая какого-нибудь и без боли головной никак не уйдешь.

— Чего он все еще медведя заставляет гостей-то потчевать? — легонечко подмигнул графу Ушаков.

— Вот ведь черт, какой, — махнул рукой граф, — научил зверину на задних лапах с золотым блюдом по кругу ходить. Это, дескать, потчует он тебя. И попробуй не возьми кубка с блюда. Вон Бутурлин так не взял, что еле-еле его из медвежьих когтей вытащили. Тут уж сам понимаешь, какая беда у меня сегодня. До первых петухов вчера Бахуса славили под медвежьим присмотром. Ох, и тяжко мне сейчас. Вчера всё вроде хорошо было, а сейчас не приведи господи тебе испытать такое. Не приведи господи.

Не успел граф прикрыть утомленные головной болью очи, усевшись на мягкое сиденье возка, а Ушаков уж солдат по соседним избам посылает. Вдруг кто чего про душегубство видел? Всякое ведь в жизни бывает. Может и на этот раз кто-то что-нибудь полезное скажет? А уж если добром никто сказать не захочет, то на этот случай умение Чернышева, как всегда пригодится.

— Надо к застенку идти, — подумал Еремей Матвеевич, заметив, что сержант ведет к Ушакову простоволосого мужика в рыжей рубахе. — Сейчас и мой черед настанет. Вроде ведут кого-то?

— Вот господин генерал, — широко улыбаясь щербатым ртом, приступил к докладу сержант. — Вот он убивец-то. Сам признался. Понимаешь, оказия, какая? Получай преступника.

— Как так? — недоуменно заморгал Андрей Иванович. — Чего так скоро-то?

— А я его как спросил про офицера убитого, он сразу и признался, — радостно крутил головой сержант, предчувствуя непременную награду от генеральских щедрот. — Я ведь, как знал, в ту избу заглянул. Как знал.

— И за что же ты ирод человека жизни лишить решился? — перевел генерал подобревшие вдруг очи с веселого сержанта на хмурого мужика. — За что?

— А за то и решился, — забормотал себе под нос пойманный душегуб. — Чего он вокруг Анютки моей крутится? Сколько раз ему говорил, чтобы отстал, а он опять за свое. Вот и докрутился. А то ишь, распустит хвост и давай девку смущать. А я из-за Анютки своей любого жизни лишу. Любого! Кем бы он ни был — всё одно лишу!

— Что за Анютка такая? — потер ладони генерал тоже в предвкушении какой-нибудь награды, но уже не иначе, как от царицы.