Новое утверждение арабов в Закавказье (в начале VIII века)… привело к новым столкновениям с хазарами, которые в дальнейшем выступают против арабов не только самостоятельно, но и как верные союзники Византии, спасавшие последнюю от окончательного разгрома. Хазары не раз оттягивали на себя силы арабов и тем давали возможность своей союзнице оправиться от поражения и подготовиться к ответным ударам. (…) Прослеживая синхронность активизации греков, хазар и тюргюшей, легко убедиться в том, что она была не случайной, и тем самым установить наличие хазаро-тюргешского антимусульманского блока наряду с хазаро-византийским.
Но если столь активный и действенный союз был возможен, то возникает следующий логичный вопрос: а при чём тут тогда «монголо-татарское иго»?
Такой же, как и в предыдущем случае, ответ на данный вопрос тоже есть, и тоже данный современником и участником описываемых событий.
ПАЛЕСТИНА. Бывшая когда-то римской провинцией, а потом отвоёванная у римлян сарацинами — в XI–XIII веках уже мусульманами. Правда, и римская церковь, и византийская в то время ещё могли иметь в Палестине какие-то доходы от паломников, но все остальные сборы и налоги — настоящие деньги — доставались не им.
А что такое при этом были по палестинским меркам настоящие деньги? Чтобы получить о них представление, достаточно сравнить тогдашнюю Палестину с чем-то вроде одного огромного транзитного терминала, куда стекаются все предназначенные для Европы товары, прибывающие с Великого караванного — Шёлкового — пути и так же из Индии, а им навстречу — весь грузовой поток, который по морю поступает из Европы для дальнейшей отправки на восток. О каких торговых оборотах могла тогда идти речь, говорят, например, такие факты: выступление очередного торгового каравана из города в пустыню могло длиться несколько дней, пока медленно вытягивалась в нитку на песке бесконечная вереница гружёных верблюдов. Город Тебриз, не будучи даже на берегу моря, а находясь довольно далеко от него, во времена Тамерлана имел население в шесть раз большее, чем насчитывалось тогда жителей в Лондоне, а только в виде пошлины с торговли самому Тамерлану выплачивал сумму, примерно равнявшуюся всем доходам за год тогдашнего французского короля.
Поэтому нет нужды вдаваться в вечный спор, были ли крестоносцы воодушевлёнными рыцарями веры или всё-таки алчными баронами в поисках наживы. Достаточно просто не упускать из виду, что, очисти крестоносцы Палестину от мусульман, верни они её в христианскую зону влияния — и христианская Церковь тут же начала бы получать все свои обычные доходы со всех ремёсел и торговли. В том числе, например, и в Тебризе.
В XI–XIII веках, правда, тут же возникал вопрос: а которая именно из двух христианских Церквей оторвала бы сей куш? Римская католическая во главе с папой, или Византийская православная во главе с патриархом и императором? Которой из двух должны были отойти все эти огромные «пожертвования» и десятины? (Напомню: только «НДС» с одного Тебриза равнялся «госбюджету» короля Франции.)
Из-за правильного или неправильного прославления Троицы, или всё-таки из-за видов на эти самые деньги вдрызг разругались и в 1052 г. предали друг друга анафеме римская и византийская церкви — судить, как и в случае с нравственным обликом крестоносцев, не берусь. Но понимаю, что и в Риме, и в Константинополе все политики-современники, достойные называться политиками, наверняка не споры спорили на отвлечённые политические темы, а без всяких сомнений брали во всех своих замыслах за отправную точку какое-то вот такое соображение: если Палестину освободят присягнувшие папе и сохраняющие ему верность рыцари — все палестинские преимущества достанутся папскому престолу; если Византия этому не помешает, то колоссальные новые доходы в течение очень немногих лет обеспечат папе такой же колоссальный взлёт его власти и мощи, включая военную; ничего хорошего Византии и православной Церкви это не сулит. (Баснословные богатства, действительно накопленные в кратчайшие сроки в Палестине панскими орденами — тамплиерами, иоаннитами — а также падение Константинополя в 1204 г. — вполне наглядные и неоспоримые подтверждения того, что подобный ход мысли был не лишён основания.) Разница могла при этом быть только в том, что в процессе таких размышлений в Риме должны были нервно потирать руки, а в Константинополе — столь же нервно почёсывать затылок.