Презумпция виновности

Крайняя физическая и эмоциональная усталость сразу дала о себе знать, как только Инга Сергеевна села в кресло самолета. Она тут же погрузилась в тяжелый сон, который был прерван, когда самолет приземлился в аэропорту первой остановки. Выйдя из самолета, советские пассажиры устремились в расположенные в здании аэропорта магазинчики, чтобы купить подарки на оставшиеся доллары и центы. Инга Сергеевна по инерции также устремилась за всеми, но тут что-то остановило ее. Раньше всегда, когда она возвращалась из-за границы, она в таких магазинчиках покупала что-то не очень нужное, но доставлявшее радость детям. Ощущение сиротливости оттого, что сейчас не для кого купить эти не необходимо необходимые подарки, и то, что она возвращается туда, где не осталось ни одной родной души, навеяло тоску, и она вяло предложила мужу переждать время стоянки в уголке за столиком возле стойки, где пассажирам как бесплатное приложение к билетам выдавали прохладительные напитки в металлических баночках. Скучно и неинтересно скоротав время, она с мужем быстро устремилась к самолету при первых словах объявления о посадке.

Когда она села на свое место, крайнее у прохода, мимо нее, направляясь в первый салон, отработанной походкой манекенщицы прошла, задев ее и не извинившись, стройная девица, лица которой Инга Сергеевна не успела разглядеть. Толчки по спине, плечам, голове, отдавливание ног не только без извинений, но порой вдобавок сопровождаемые руганью, оскорблениями, были столь привычны для образа жизни советской женщины, значительная часть жизни которой проходит в очередях, общественном транспорте, что поведение нахалки не казалось чем-то особенным. И все же Инга Сергеевна не могла отделаться от желания увидеть ее лицо. Поэтому на следующей стоянке уже в европейском аэропорту она попыталась не пропустить ее при выходе из самолета. Но ей так и не удалось с ней пересечься.

И вот самолет уже в Шереметьево. Когда всюду зазвучала русская речь, Ингу Сергеевну охватило ощущение свободы. "Вот что, оказывается, означает это "сладкое, сладкое слово "свобода!", — подумала она с волнением. — Оказывается, свобода — это там, где тебя окружает твой родной язык!" Ни многолюдье, ни грубость обслуживающего персонала не могли затмить радостного ощущения этой свободы и твердости почвы под ногами, которую внушал звучащий всюду родной язык и ощущение, что Москва − за стеной здания аэровокзала.

Когда они с мужем, пройдя таможню и получив багаж, протискивались к выходу сквозь толпу встречающих, она с волнением заметила устремленное навстречу двигающимся к выходу пассажирам их рейса лицо хорошо знакомого мужчины, и лишь через несколько мгновений осознала, что это никто иной как Олег. Мгновенное чувство радости от первой встречи со знакомым на родной земле после десятидневного отсутствия вызвало желание окликнуть Олега, но тут же воспоминания о Лине, о Нонне остановили ее. Она вслед за мужем направилась к стоянке такси. Вдруг догадка осенила ее, и, сказав мужу, что ей нужно в туалет, свернула к двери здания аэропорта и тут же увидела спину той девицы, которая проявила невежливость к ней в самолете, в объятиях Олега. Чтобы не быть замеченной Олегом, Инга Сергеевна отошла за колонну, и когда ей открылось лицо обнимаемой Олегом женщины, ее охватил озноб. Она увидела молодое, только еще более отточенное и совершенное в своей божественной красоте лицо Нонны. "Но объективно скажу — красавица она писаная", — вспомнила Инга Сергеевна слова Нонны о дочери. Ася, словно почувствовав, что кто-то на нее смотрит, отпрянула от Олега и осмотрелась, но, никого не заметив, сияя от восторга, снова прильнула к излучающему счастье Олегу. Никого и ничего не видя, Олег, надев на плечо ремень дорожной сумки, взял в одну руку чемодан, другой обхватил тонкую талию спутницы и направился в сторону поджидавшей их машины.

Опомнившись, Инга Сергеевна быстро вернулась к стоянке такси и с грустью отметила, что очередь нисколько не сократилась за время ее отсутствия. Она встала рядом с мужем, опустив голову, погруженная в себя, и вдруг слезы, неожиданные внешне, но как естественный результат внутренних бурь, пережитых за время пребывания в Америке, потрясение от только что увиденного, осознания огромного расстояния разделившего ее с дочерью, протеста против несправедливости судьбы по отношению к подруге, дискомфорта от беспросветности стояния в этой очереди за такси, хлынули у нее из глаз непрерывным и неуправляемым потоком.

Совершенно растерявшись, Александр Дмитриевич, погладив жену по плечу — сказал с нежностью в голосе:

— ну что с тобой? Это радость со слезами на глазах от встречи с любимой Москвой? Я понимаю. И погода прекрасная нас встречает.

— Вам куда ехать, девушка? — услышала она обращение к себе.

Вопрос ей задал немолодой, полноватый мужчина с добродушным выражением лица.