Инга Сергеевна же, задерганная стрессами, сомнениями и тревогами, чувствовала себя немолодым человеком с притупленной чувственностью и желаниями. И потому близость с мужчиной, который открыл в ней ей самой ранее неведомые ощущения любви, сейчас была более мукой, чем счастьем, о котором она мечтала. Она прижалась к нему вся, ища в нем не мужской ласки, а чисто человеческого участия, спасения, укрытия. Остангов же, ничего не подозревая о ее подлинных чувствах, расценил это как новый сигнал любви, на который он откликнулся всей своей страстью.
— Я люблю вас, я люблю вас, я скучал без вас и постоянно думал о вас, — шептал он, принося ей еще большие страдания…
— …Я получил заманчивое предложение в Москве, связанное с возвращением туда — сказал Кирилл Всеволодович, когда они вернулись в маленькую гостиную и снова расположились за столиком. — Я бы желал туда вернуться с вами. Я прилетел только на один день и послезавтра снова улетаю на неделю…
В этот момент Остангов, очевидно уловив что-то очень значимо неадекватное в ее реакции, в смятении спросил, заглядывая ей в глаза:
— Я что-то не так сделал?
Инга Сергеевна, не выдержав его взгляда, опустила голову и в волнении тихо начала говорить, протяжно и неуверенно:
— Кирилл Всеволодович… Я, право, не знаю… Это так неожиданно… Я понимаю, мне не двадцать лет, чтобы лукавить, и у меня кружится голова от ваших слов… − Остангов, вероятно, почувствовав сразу, что это все лишь прелюдия к чему-то главному, что ей трудно высказать, опустил глаза, не желая ее смущать. — Понимаете, Кирилл Всеволодович, — продолжала Инга Сергеевна говорить, подбирая словно исчезнувшие навсегда нужные слова, — я всегда считала, что человек сам хозяин своей судьбы. Но сейчас я поняла, что иногда так бывает, что судьба властна над нами, и мы не всегда себе принадлежим.
Она подняла глаза на Остангова и обледенела от той напряженности, которая была в его взгляде. Ей трудно было продолжать ту, как она была уверена, глупость, которую она "несет" этому мудрому, способному понять все с полуслова человеку.
По удивительным, непостижимым законам человеческой памяти она почувствовала себя, как в раннем детстве. Это был один из тех выходных дней, когда вся семья собралась на пляж. Чтобы сократить утомительный на солнцепеке путь, решили спуститься по еще не благоустроенным, но проложенным на холмах дорожкам к морю. Эти дорожки, соединяясь в единый путь, огибали подножья холмов, возвышавшихся над глубокими обрывами, дно которых было завалено всеми видами отходов послевоенной жизни — от всякого рода старой техники до разбитого стекла и пищевых отходов. В то время как все члены семьи, помогая друг другу, осторожно спускались, маленькая Инга, в мгновенье, вытащив свою ручку из руки мамы, решила сбежать. Лихо начав, она понеслась по инерции, в ужасе осознав, что не в силах остановиться. Родители и родственники, отчаянно крича из-за бессилия что-то сделать, продолжали медленно спускаться — любое ускорение грозило гибелью всем. И тут каким-то чудом оказавшийся на пути Инги куст затормозил ее бег, и она свалилась на землю, спасшись от неминуемого падения в пропасть. "Тогда высшие силы предупредили меня, что ничего нельзя делать без оглядки", — подумала она, и то чувство обреченности, которое она испытала в детстве, охватило ее и сейчас. Почти без эмоций, обессиленно, отдавшись во власть ситуации, она продолжала:
— Дело в том, что так сложились обстоятельства, что я уезжаю с мужем за границу…
Она посмотрела в глаза Остангова и увидела, что он понял все и даже более того, что она сама могла бы ему рассказать. Пауза была невыносимой. Но Остангов, словно переодевшись в спортивный костюм, бодро встал с кресла, налил себе и ей немного коньяка и сказал с наигранной приподнятостью:
— За ваше прекрасное путешествие!
Встретившись взглядом с Кириллом Всеволодовичем, она во всей глубине осознала постигшую ее драму. Сейчас ей стало, как никогда, ясно, что всю свою сознательную жизнь она неосознанно, как бы руководимая "свыше", готовила себя к чему-то сверх значительному, что поставит ее на высший пьедестал и как личность и как женщину. И в юности, и во время первого несчастного замужества, и когда вышла замуж за Сашу, отдавая все свои чувства семье, дочери, все свои творческие таланты и способности работе, она ощущала этот стимул "свыше". Он, этот стимул, заставлял ее постоянно самосовершенствоваться, постоянно держать под контролем свою внешность, чтобы ни на грамм не поправиться, чтобы ни на сантиметр не изменилась талия, чтобы на лице не появилось ни одной морщинки. И это предчувствие оправдалось. Судьба ей подарила встречу с Останговым! Вознаградила ее щедро! Вознаградила и… наказала, отобрав эту награду. За что? Кто виноват?!