Презумпция виновности

– Физик не может работать один, да еще и на дому. Нужна лаборатория, препараты, ингредиенты, опытные приборы, словом, то, что стоит сумасшедших денег, но всегда оправдывается результатом. Таков наш ученый люд. Ему что ни дай, он из него обязательно стратегическое сырье сделает. Головацкий имел лабораторию в Москве… – Заметив выражение лица местного представителя надзирающего органа, Кряжин пожевал губами. – Вам, Мацуков, знакомо это название – Москва? Вы ездите в командировки? Москва – это столица нашей родины, расположенная в Московской области, в центре улицы Тверской. Вы сидите, и у вас такой вид при этом, словно я рассказываю вам об античной драме. Между тем я пытаюсь донести до вас факт того, что уважаемый в Холмске, России и за ее пределами профессор Головацкий создал материал, за предъявление которого ему светила премия Альфреда Нобеля плюс прогрессивка на службе.

Окружение следователя Генпрокуратуры молчало, уже догадываясь о том, за что могут перерезать горло перспективному нобелевскому лауреату.

– Я, простите, в замешательстве… – выдавил Мацуков, отстраненный вид которого ничуть не мешал ему понимать сказанное. – Нобелевская премия, я слышал, больше миллиона долларов… Но я ни разу не слышал, чтобы за нобелевскими лауреатами так гонялись еще до получения ими оной… Я что-то… в замешательстве.

– Вы бы не находились в нем, – саркастически надавил советник, – если бы понимали то, о чем я говорил в самом начале! Вы сейчас сидите и рассуждаете следующим образом: зачем Головацкий, вместо того чтобы ехать в Стокгольм и получать полтора миллиона долларов, метнулся со своим изобретением в замшелый Холмск?

За «замшелый Холмск» никто из аборигенов не обиделся. Их действительно заинтересовала проблема Головацкого именно в том контексте, который представил им для обозрения советник.

– Тогда я объясняю! Некоторым профессорам не нужен миллион долларов! Как и полтора, кстати. Им не нужна слава в Стокгольме и демонстрация процесса награждения на Российском телевидении! Как не нужна перспектива быть востребованным после этого и возможность возглавить любой НИИ по своему усмотрению! Профессорам, подобным Головацкому, ничего этого не нужно!

– Как так? – выдохнул Георгиев. – А… что им нужно?

– Им нужно тридцать миллионов долларов, предлагаемых в качестве отступных за передаваемый изобретенный материал. Вообще, по мировым меркам, кусок этой железяки в качестве образца стоит на мировом рынке, учитывая свойства изобретения, сто миллионов. Ведь это не только кусок металла, это и право на его изобретение, и последующая лицензия. Но кто будет платить Головацкому сто миллионов долларов, если потом не будет навара?.. Быстрее соображайте! Навыков мышления в области теоретической физики нет, но как преступления-то совершаются… должны же быть в курсе!

– Головацкий хочет…

– Хотел он, хотел! – нетерпеливо перебил Желябина Кряжин. – Ему голову отрезали – чего он сейчас хотеть может!

– Он хотел сам продать свое изобретение за рубеж и получить не полтора миллиона, не тридцать… а все сто?

– Молодец, майор. Перспективы получить подполковника налицо. А кто мне теперь скажет, что за плохие парни гонялись за профессором и Пикулиным?

На этот раз вероятность получить капитана продемонстрировал Георгиев. Исходных данных для этого ему оказалось достаточно.

– Те, кто предложил ему тридцать миллионов, но профессор отказался, полагая, что обойдется без их помощи и в гораздо выгодном для себя свете.

– Так вот… – Кряжин подставил стакан под руку Сидельникова: – Наполовину… В алюминиевом тубусе, он же – контейнер, находится образец материала, полученного Головацким опытным путем. Человек на дереве, надеюсь, не показался вам старшим научным сотрудником? Это те, кто хочет продать железячку Головацкого так же, как хотел сам Головацкий.

– А зачем им Пикулин-то?! – взревел Георгиев, которому на этот раз исходных данных оказалось мало.

– Он вез профессора до дома. И это могли видеть. Не обнаружив, как и вы, контейнера, они могли предположить, что Пикулин стащил его вместе с вещами профессора.

– А зачем тогда убивали? – окончательно выдохся подчиненный Желябина. – Или, черт возьми, зачем уехали, не убив. Боюсь испортить о себе впечатление, но…

– Вы его уже испортили. Если получится так, что профессор рассказал Пикулину о содержимом контейнера… Вы, кстати, уверены в том, что они не знали друг друга ранее и между ними не было сговора? Я – нет! Так вот, если предположить, что контейнер у Пикулина, а Головацкий убит, и Пикулин знает, кто его убил и за что? Это я отсюда не уеду, пока не узнаю, что случилось с железякой Головацкого! А им-то зачем свидетеля оставлять?!

Сидельников дрогнул, посмотрел на следователя и так же быстро отвел взгляд. В глазах его светился неподдельный восторг. Разгляди его другие, они бы не поняли, что заставило капитана МУРа так восхититься… Есть в оперативной практике такое понятие – «оперативная заговорка». И… и капитан был просто восхищен ею.

– Или же контейнер Пикулин отдал, и блестящий цилиндр потерялся в лесу во время волчьего пира.