Презумпция виновности. Часть 1. Надежды не тая. Россия. Наши дни. III

– Мы с другом ехали на праздник Курбан-байрам на проспект Мира. Народу было полно, ну и милиционеров, конечно, понагнали. Мы подъехали практически вплотную к метро недалеко от мечети, а дальше нас уже кордон не пропускал. Мой товарищ попытался договориться с милиционером, чтобы проехать дальше на парковку, но нас не пустили. Они даже поругались по этому поводу. И когда друг начал выворачивать руль, чтобы отъехать, то случайно попал колесом на ногу милиционеру. Тот закричал, завопил, сбежались его коллеги. Моего друга вытащили из машины, скрутили и потащили в автобус. Я, естественно, тоже вышел и побежал за ними, пытаясь объяснить, что все это произошло случайно. Мы действительно верующие люди и никому не желаем зла. Нам религия не позволяет! В общем, забежал я за ними в автобус, они меня оттуда вытолкнули, и я позвал своих собратьев. Кто-то заскочил в автобус, и там началась потасовка. В общем, задержали меня и моего товарища и теперь предъявляют статью об оказании сопротивления при задержании и организации массовых беспорядков. В общем, полный беспредел!

Дверь камеры громко открылась, и на пороге оказался раздетый, избитый и с трудом передвигавшийся таджик с явными следами пыток. Магомед тут же окружил его вниманием и заботой, снял с себя кофту и достал из рюкзака тренировочные штаны. Усадив бедолагу на скамейку и немного приодев, начали расспрашивать о случившемся. Тот на ломаном русском, вперемежку со словами на своем родном языке, который тут же переводил Магомед, пояснил, что от него требовали признать себя виновным в убийстве соседа по общежитию. Когда он пришел домой с работы, его друг уже был мертвым. Эксперт сказал, что тот умер около трех часов дня, а обвиняемый пришел домой около семи вечера. Весь день он был на работе и никуда не отлучался, что могут подтвердить свидетели. Но в милиции его не слушали и требовали подписать признание. Он, естественно, не отступил от своих показаний, и тогда его сильно избили. Тем не менее он отказывался признаваться в преступлении, которого не совершал, и тогда его начали бить резиновыми дубинками и пытать электрошокером. Он потерял сознание и очнулся только на подъезде к тюрьме.

Дима и Гена сделали чифирь18 в пластиковой бутылке из-под «Кока-колы», держа ее над огнем, исходящим из скрученного в трубочку полотенца, и налили в алюминиевую кружку. Все это богатство – заварка, полотенце, бутылка и многое другое – было в рюкзаке у Магомеда, который с удовольствием, не жадничая, раздавал эту роскошь окружающим. Кружку пустили по кругу, и все, кроме Гриши, сделали по несколько глотков арестантского напитка. Таджик окончательно захмелел после чифиря и лег спать на лавку. Все остальные, допив до дна, прильнули к решетке и стали слушать крики, доносящиеся из окон камер, выходящих во внутренний двор тюрьмы, а Григорий начал изучать настенную живопись и местный фольклор.

«Надо не верить, а воровать, чтобы душа не металась плавником форели».

«Никто и ничего не сможет тебе посоветовать, когда встанешь лицом к последней своей двери».

«Забудь, братан, чему учили,

Бей первым, чтоб тебя не били,

Живи как волк среди зверей,

Не зная жалости людей».

«Где нет закона и суда, где я хозяин, а ты – враг,

Где мак в полях, цветущий мак,

И кокаин течет рекой, где ханку варят на постой,

Где вор в законе – президент,

По два-два-восемь – бывший мент,

Где нет решеток на окне,

С тобой и радостней вдвойне.

И ангел шепчет тихо мне:

“Проснись, ты гонишь: ты в тюрьме”».

Дверь камеры снова открылась, и охранник по одному вызывал их на дактилоскопию и медицинские процедуры. Григорий пошел первым – он никогда не любил ждать, догонять и стоять в очереди.

В медицинском кабинете было светло и прохладно. За столом сидел доктор в белом халате и оформлял необходимые документы для регистрации новых «клиентов» тюрьмы. Врач попросил Гришу раздеться до пояса и пройти к весам. После взвешивания и измерения роста взял кровь, расспросил про хронические заболевания, татуировки, шрамы, осмотрел тело на наличие синяков и ссадин и разрешил одеться. После этого за вторым столом старший сержант снял у Тополева отпечатки пальцев, густо намазав его руки черной краской. На этом процедура оформления нового заключенного завершилась.

Перед выходом из медчасти Григорий спросил у майора, который, видимо, был главным:

– Скажите, пожалуйста, а как бы мне попасть в камеру 288? У меня там знакомые сидят.

Ответа не последовало. Майор осмотрел просителя с ног до головы, при этом ни один мускул на его лице даже не дернулся.