Презумпция виновности (СИ)

Дан знал. Не то, чтобы сам практиковал такие развлечения, но в его окружении в подобном запугивании не видели ничего необычного или из ряда вон выходящего. Хотя для ребенка, каким была Соня, это, конечно, шок.

— Ты тогда и решила убежать? — как её успокоить, все не придумывалось. Не укачивать же, как маленькую. Зато можно потихоньку гладить по спине, забираясь под домашний топик, сбившийся к лопаткам, пока она ерзала, устраиваясь.

— Нет, тогда я слишком испугалась. Но когда через год из четверых, с которыми начинала, бесследно не пропал только тот самый Никита — он и передвигался после всего с трудом, поняла, что дальше тянуть нельзя.

Соня не стала упоминать, что больше всего её напугал задумчивый взгляд Марата, который она как-то поймала на себе. Не то, чтобы за те полтора года она совсем уж расцвела, но и на дистрофичного ребенка уже не походила. Тонкие черты лица в сочетании с длинными темными волосами и хрупкой фигурой делали её похожей на фарфоровую куколку. Пусть не особо красивую, но запоминающуюся. Вот девушка и не стала ждать собственного "повышения" до проститутки — не нужно искать более красивое и звучное название — и сбежала, прихватив то, что считала своим.

— Забудь, — Даниил все-таки начал машинально покачивать её, не переставая перебирать темные пряди. — Ты к нему больше не вернешься, так что ничего не бойся.

— Проще сказать, чем сделать, — Софья так и не отодвинулась, продолжая прижиматься к его плечу почему-то холодным носом. — И извини за сегодняшнее. Но только в той части, что не стала разбираться, начав с претензий. Ты мне доставил слишком много проблем, чтобы резко обо всем забыть и перевести в разряд белых и пушистых.

— Угу, я серый и чешуйчатый. И ты прости, что высказал все в такой манере, но мнение о твоей приемной семье я вряд ли когда-нибудь изменю.

Соня молча закатила глаза, даже не надеясь, что он заметит и поймет. Вот зря она чуть раньше думала, что не хочет ничего поменять в Данииле. Но на душе существенно полегчало, пусть всех проблем они и не решили.

Так, значит, уже придуманный план лучше отложить на совсем крайний случай. Золотце, скорее всего, поймет его мотивы и даже поможет, но лучше не рисковать — она настолько привыкла, что её пытаются использовать втемную, что может ещё больше замкнуться и отдалиться. И вообще Дану хотелось, чтобы она сама захотела с ним остаться, а не из-за отсутствия альтернативы. А если придется уезжать вдвоем, тут особого выбора не будет…

— Тебе завтра рано вставать, идем спать, — она приподняла голову, собираясь вставать.

— Подожди. Теперь моя очередь.

— В смысле?

— Ты рассказала о себе, я хочу, чтобы и ты обо мне все знала.

"Ну, или почти все".

— Оу, — немного подумав, Соня легла обратно. — Мне, правда, интересно и хочется узнать, но… Если ты рассказываешь только потом, что нужно как-то ответить на мою откровенность, лучше не надо. Не стоит насиловать себя ради этого.

— Угу. А теперь не перебивай, — ему и не хотелось, но Золотце должна узнать, чтобы понять кое-какие его загоны. Раз уж им теперь "в горе и в радости", то нужно учиться доверять друг другу. — Что ты слышала о моей семье?

— Что вас с братом растила мать. Её не стало около пятнадцати лет назад. Об отце нигде не упоминается. В принципе, все.

— Не густо, — он усмехнулся, отвлекшись только на то, чтобы пригладить её волосы, лезущие ему в глаза. — У отца была другая семья — официальная. Мама же прожила все эти годы в статусе, вроде, и любимой женщины, но любовницы.

— О вас кто-то знал? — хоть и попросил не лезть в исповедь, но это оказалось выше её сил. И голову запрокинула, чтобы можно было смотреть ему в лицо. Хотя от того, каким спокойным оно было, Соне стало как-то не по себе.

— Конечно. И все делали вид, что не в курсе. Отец был старше мамы почти на двадцать лет, но она его не просто любила… Она им болела. Если он долго не появлялся, мама становилась какой-то блеклой, как будто в прямом смысле не могла без него жить.

— А отец? Он любил её?

— Наверное, да. Но свою должность он любил больше — партработники могли сколько угодно иметь любовниц и детей от них, но только если соблюдались приличия. А уж о разводе, чтобы потом жениться на маме, и речи не шло, карьера бы сразу закончилась. Его тесть был далеко не последним человеком в крайкоме, так что о сытой и тихой жизни пришлось бы забыть. Но мама слишком любила и больше заботилась о нем, чем о себе.

Где-то во дворе, не иначе как, попутав месяцы, призывно-пронзительно мяукнула кошка, но уже через пару секунд замолчала. Наверное, кто-то бросил в неё календарем.

— Где он сейчас? — Соня не хотела, чтобы Дан и дальше вспоминал детство, и без того понятно, что произошло дальше. Встречи украдкой, чтобы никто не заметил, все праздники и выходные врозь, ведь есть же и другая семья, имеющая на него все права.

— Умер. Уже довольно давно. Его повысили в конце восьмидесятых, и он уехал, — рассказывать о нем было просто, хотя бы по той причине, что Даниил уже давно не считал того человека своим отцом.