Презумпция виновности

– Напрасно вы не дали команду «провести» этого курьера, – проговорил Желябин, спускаясь с лестницы. Сказал и тут же пожалел об этом. На лице советника и без того лежала печать досады и горечи. Там, на четвертом этаже старого дома, еще работали судебный медик, Мацуков и участковый уполномоченный, которому теперь предстояло выносить постановление и дожидаться «труповозки» городского морга. – Я хотел сказать, кто бы мог подумать, что Пикулин вдруг слетит с катушек… Послать человека за информацией в ГУВД, а после убить его… Глупо это. Вы в этом невиновны.

Советник метнул на майора осуждающий взгляд и покачал головой.

– Желябин, прежде чем что-то сказать, нужно хорошенько подумать. Но если уж ляпнул что-то впопыхах, то – добрый мой тебе совет – стой на этом до конца.

После этого до самой «Волги» они не обменялись ни словом. Сидельников торопился следом, но между вторым и третьим этажом отстал, приметив старушку. В руке та держала синтетическую плетеную сумку с пластмассовыми ручками, что были в ходу в семидесятых. В сумке стоял бидон – разливное молоко дешевле, чем в таре. С такой экономией в шесть рублей ежедневно выходит сто восемьдесят рублей в месяц. Как раз тот размер компенсации, что выделен щедрым правительством взамен натуральных льгот.

– Давайте помогу, – буркнул капитан, принимая у старушки сетку и ожидая, пока та справится с ключом и дверью. – Сроду бы не подумал, что у вас такой разбойничий дом.

– Милай. – Старушка, еще не потерявшая памяти, а значит, и рассудка, не без сожаления поклацала вставной челюстью. – С сорокового года в этом доме похоронили шестьдесят четыре человека. Сорок четыре убито на войне, а девятнадцать отошли своей смертью. Какой же он разбойничий?

– Откуда такая статистика? – опешил муровец.

– Старшая по дому, положено. Давай бидон. Ходют, ходют… Сегодня к Михаилу тип один заглядывал. В куртке, как у тебя, только не матерчатой, а кожаной.

– В черной, да?

– Да. И с мехом на воротнике, – качнула головой старуха. – Лиса бритая. Голубая.

– В смысле – норка, верно? – предположил Сидельников. Такие мужские куртки он видел. – Продолжайте…

– Ты не больно-то понужай! – рассердилась старуха. – Чего продолжать-то? Увидела я его, через двор сначала Мишка прошел, потом этот, с лисой. А сейчас отпусти-ка ты меня по-хорошему, пока я без молока не осталась…

Сидельников, оставшись уже в одиночестве, еще один пролет спускался в раздумьях, а потом вдруг остановился, и глаза его словно подернулись пленкой. Он взялся рукой за перила, и на минуту могло даже показаться, что опер боится упасть.

– Этого не может быть.

Подумав еще немного, он дошел до выхода, прикурил, чтобы не на ветру, и перед тем, как за его спиной захлопнулась дверь, проговорил:

– Хотя почему не может? Очень даже может.

К трем часам Кряжин снова собрал группу. Сам он до этого времени скитался по городу, прихватив Сидельникова. С некоторых пор такая привязанность следователя к муровцу стала вызывать у майора «убойного» отдела ГУВД некоторую ревность. Сразу после того, как Желябин расставил приоритеты в мотивации поведения следователя Генпрокуратуры. Кряжин казался ему человеком глубоко порядочным, не склонным к коварству в отношении подчиненных и в любой момент совместной работы знающим то, о чем сам Желябин даже не догадывался. Кирилл однажды предположил, что такие интеллектуальные познания московского гостя напрямую связаны с опытом и стажем работы, однако тут же от этой мысли отрекся, потому как сам не раз встречал и председателей судов, отправленных в почетную отставку и так и не познавших нравственность и правосудие, и милиционеров-пенсионеров, которые прослужили не один десяток лет, но так и не поняли смысл своей работы. В Кряжине же все было органично связано и гармонично устроено. Были, конечно, и у него недостатки… Однако теперь Желябин уже точно знал – не ему об этом судить.

За неимением информации от сыщиков и участковых, пронизывающих жилые и не пригодные для проживания кварталы Холмска, поговорили о текущем, о ценах в Москве (кто-то, быть может, подумает, что люди, расследующие преступления, могут беседовать исключительно о преступлениях и о принципах их расследования), о предполагаемом повышении заработной платы (это логически вытекает из предыдущей темы), и все, чем ознаменовалась середина рабочего дня, – это назначение Кряжиным членов своей следственной группы старшими на объектах. Объекты – тематические подборки ареала нахождения Пикулина – были разбиты на секторы, и каждый из присутствующих отвечал исключительно за свой участок работы. Мацукову, тому достались железнодорожный вокзал и аэродром, Георгиеву – гостиницы, больницы и риелторские конторы, отвечающие за съем и сдачу в аренду жилья, Желябину – притоны и связи Пикулина, Сидельникову – контроль за участковыми уполномоченными, ведущими поиск и от которых, по мнению Кряжина, можно было ожидать информации в большей степени.

Отпустив всех, советник остановил Желябина.