Презумпция виновности

– Не нужно ничего понимать, – резко перебил Кряжин. – У меня такое чувство, словно я работаю с недотепами. Заводи «Волгу», Сидельников!

– Куда мы едем? – решился Георгиев.

– К некоей Татьяне, подружке Пикулина.

Желябин мысленно махнул рукой. Ему надоели эти следственные игры человека, имеющего какой-то план. Поскорее бы он наигрался и убрался отсюда вместе с призом! «Мы все в руках человека, – думал, идя по коридору, «убойник», – у которого в голове есть какой-то план! Это самое страшное, что может произойти с людьми, – быть во власти непонятного типа, имеющего какой-то план!..»

Дома Татьяны не оказалось, они тут же поехали в библиотеку.

Татьяна сидела за высокой, отполированной сотнями тысяч локтей стойкой и раскладывала по деревянным ящичкам синего цвета какие-то формуляры. Сверяла с записями в толстой тетради и укладывала. Приход известных ей лиц она восприняла спокойно («стоически», – отметил про себя Кряжин) и даже не удивилась, когда ей предложили пройти в глубь помещения с целью подыскать более удобное для разговора место.

Этим местом оказалась небольшая по размерам комнатка, в которой стояли три стула, потертая по краям до малинового цвета софа, обитая черным дерматином, и столик кустарного производства. На столике стоял чайник, пачка индийского чая и две чисто вымытые кружки.

Усевшись на край софы, Татьяна поправила на переносице очки с большими линзами, моргнула и стала чего-то ждать. Так обычно ведут себя в женских колониях арестантки, которых для чего-то вызвала к себе начальница оперативной части.

– Вас, наверное, удивил ранний визит знакомых мужчин?

– Не скрою, – согласилась она. – Хотя, зная вашу профессию, удивляться нечему. Спасибо, что не разбудили четыре часа назад.

– Четыре часа назад я не собирался к вам ехать.

– А сейчас приехали.

– Сейчас да. И вот с какой целью. Я не расслышал в день нашего первого знакомства, когда вам позвонил Пикулин, чтобы предупредить о приходе.

– И хотите уточнить? Понятно… Не знала, что в Генеральной прокуратуре служат такие невнимательные люди. – Натолкнувшись на цепкий взгляд следователя, она решила повременить с иронией и снова поправила очки. – Он позвонил в районе восьми вечера.

– Еще раз подумайте и назовите точный час. Чтобы потом не говорить, что перепутали стрелки на часах.

– Господи! Я же говорю – около восьми! Это когда часовая стрелка почти на восьми, а минутная почти на двенадцати! Это так важно?

– Возможно. Значит, в районе восьми, – повторил Кряжин. – Сориентируйте в границах района.

– Господи, – не меняя выражения лица, пробормотала она. – От без десяти восемь до десяти минут девятого.

– А курица ваша не подгорела бы? С четырех двадцати до восьми в плите?

– В каком смысле? – Она поправляла очки без остановки и чем дальше, тем чаще. – Вы помните, что я готовила в тот вечер курицу?

– Хотелось бы забыть, да трудно, – проговорил Кряжин, разворачиваясь к Сидельникову. Тот подошел, вынул из кармана цифровой диктофон и бесшумно включил воспроизведение.

«Около пяти… Да, я уже закончила с курицей. Поставила ее в четыре двадцать, в пять вынула, а через несколько минут раздался звонок… Думаю, минут пять шестого…»

Желябин с Георгиевым беспомощно переглянулись. Такой предмет, как диктофон, в квартире этой женщины им на глаза не попадался.

– Так когда вы лгали? – загрохотал Кряжин, опираясь на стену над головой библиотекаря. – В ту ночь или теперь?

Она молчала.

– Так я расскажу, как было дело. – Отвалившись от стены, советник уселся на стол. Тот скрипнул, чашки клацнули. – Всю жизнь вы искали любовь и состояние. Вам не хватало ни того, ни другого. И вы уже почти отчаялись, когда появился Пикулин. Любит он вас или нет – это дело ваше, и оно недоступно вмешательству прокуратуры, хотя бы и Генеральной. Но кое-какие моменты в ваших отношениях я, ее сотрудник, пропустить не имею права. Труды Валлейтайна на вашей полке, Карнеги… Они зачитаны до ветхого состояния и изучены не один раз. Вы постоянно мучаетесь от неумения влюблять в себя, неяркую, мужчин. Я хочу заметить – состоятельных мужчин. Пикулин не мультимиллиардер, однако деньги у него водятся, и он не сволочь. И можно с этим смириться. Но однажды в вашей квартире появляется некто, кто предлагает новые условия отношений с холмским таксистом. Он говорит, что неплохо было бы заманить этого малого в квартиру – о Пикулине речь. После этого скромный библиотекарь Татьяна получит… ну, скажем, тысяч сто!

– Вы мерзавец, – твердо произнесла она.

– Несомненно, – тут же согласился Кряжин. – Но ваша проблема в том, что вы не представляете, какого масштаба я мерзавец. Ошибка в заключении – как люблю я говаривать, исправляя ошибки в выводах своих коллег. Так сколько?.. – Не дождавшись ответа, под оглушительное молчание притихших холмских сыщиков советник встал со стола и растянул под воротником галстук. – Итак, она звалась Татьяна. Впервые именем таким страницы страшного романа мы своевольно освятим.

– Не юродствуйте, – беззвучно дернулись ее побелевшие губы.