Презумпция виновности

– Бросьте. Ей рано нравились романы, они ей заменяли все, она влюблялася в обманы и старых дев, и Пуаро…

– Пошло. Мне никогда не нравились эти пахнущие нафталином персонажи.

– Зато вы многому научились у их антиподов, – сказал Кряжин. – Удача сама плыла вам в руки. Вам чудились сияющие огнями улицы Москвы, и вы, вступающая в их блеск из черного лимузина. Сколько вам предложили за продажу Пикулина? Двести тысяч?

– Вы сумасшедший.

– Я слышу это всякий раз за неделю до того, как сажусь писать обвинительное заключение, впоследствии признаваемое судом обоснованным. Как на вас вышли? Впрочем, я поторопился с вопросом. Я знаю ответ. Они на вас вышли так же, как и я. Нашли дядю Пикулина – Шельмина, а тот сдал им ваш адрес вместе с вашими отношениями. Правда, вам пришлось некоторое время поупорствовать. Но дырка в диване от пули может являться одновременно и алиби для вас. Вы так и сказали – «они стреляли в меня!». В смысле – пугали. И вы придумали историю о двух отморозках с большим пистолетом. Они-де выбили дверь среди ночи, вломились, а потом один другому говорит – «Федя, а мы ведь ошиблись. Зря дверь ломали. Тут же ничего нет из того, что можно украсть. Разве что вот эта фотография картины Клода Моне «Дама в саду». Ее мы, поторговавшись, можем сдать продавцам товара «Все по 10 рублей».

Пройдясь мимо женщины, Кряжин резко склонился и зашептал ей прямо в ухо:

– Здесь не Москва! Но мне кажется, что даже в Холмске разбойники, прежде чем куда-то ломиться, выяснят, есть ли в квартире ценные вещи! Самая же ценная вещь на тот момент были вы, но к вам пришли не до столбняка пьяные насильники!

– Что значит – «не до столбняка пьяные»? – Лазоревые озера за огромными линзами вспыхнули яростным огнем.

– Сколько предложили за сдачу Пикулина? Триста тысяч? Не говорите, что больше, я не поверю.

– Следователь, вы самый отвратительный негодяй, которого я только видела. – Губы ее, поджавшись в куриную гузку, свидетельствовали о том, что война предстоит затяжная и кровопролитная.

– Вас раззадорила моя шутка с пьяными насильниками? – удивился Кряжин. – Не обижайтесь. В этом городе охмурили не только вас, библиотекаря. Я знаю даже одного представителя власти, который купился на обещание троих представительных людей из синего «Мерседеса». Кстати, вы знаете их дальнейшую судьбу после того, как они вас покинули? Один, тот, что в коротком черном пальто, сошел с ума, второго, в синих джинсах, сожрали волки под Гурьяновом, а третий, в черной кожаной куртке и черной шапочке, сидит и рассказывает, как вы помогали им заманивать в ловушку Пикулина. Он же был за главного у них, верно? Это он уговаривал вас плюнуть на таксиста и пойти навстречу судьбе не жалкой провинциальной бесприданницей, а бизнес-леди с зажатым в руке чеком на многие тысячи?

Остановившись над библиотекарем, советник проронил:

– И я сейчас думаю над тем, кто из вас раньше начнет предавать. Вы видите – я не веду никакой хитрой игры. Я просто говорю – меня интересует, кто первый изложит свои откровения на бумаге. Ваш спонсор в черном пальтишке, когда я уезжал, уже начал строчить. Но вы в более выгодном положении. Вам сейчас нет необходимости кидаться на дверь камеры с кулаками – «Вызовите ко мне следователя, я все расскажу».

Советник закурил вопреки правилам поведения в библиотеке.

– А пять часов вы упомянули потому, – продолжил он, – что в пять часов Пикулин звонил не вам, а коллеге Сопьяну, и с ним же договорился о встрече. Он хотел переждать у него несколько ночей. Пикулин собирался у Сопьяна осесть. И ему не было необходимости звонить вам. Такие дела. В связи с этим возникает резонный вопрос – а звонил ли вам он?

Женщина посмотрела куда-то в угол, а потом быстро отвела взгляд, словно именно там крылись доказательства ее неожиданного разоблачения.

– И сейчас я могу с уверенностью сказать – он вам не звонил. Александр Пикулин не мог звонить вам в пять часов и сообщать о времени прибытия, потому что за несколько минут до этого, возможно – в пределах не более чем получаса, он договорился на схрон у Сопьяна. А в восемь часов он не мог звонить вам, потому что в это время ему было совсем не до назначения вам романтического свидания.

Желябин, уже начинающий привыкать к неожиданному, покосился на женщину. И тут же услышал еще одну новость. Кряжин:

– Это вы ему звонили.

Сидельников:

– По просьбе московских гостей. Им нужно было затянуть Пикулина в сеть. Те, что якобы врывались к вам в квартиру, в квартиру вашу не врывались. Они приезжали задолго до этого. Да, это они выбивали дверь, но днем. И в диван стреляли днем, через подушку.

Кряжин:

– Подушку капитан МУРа нашел в передней, на пуфике, когда вы одевались в другой комнате. Она словно там и была. Некогда было выбрасывать или это была ваша любимая думочка? Сидельников так и сказал – с чего бы диванная подушка лежала в прихожей на мягком и без того пуфике? А соседи шум взламываемых дверей слышали в четыре часа дня.

Сидельников:

– А ночью шума они не слышали. Ни треска, ни выстрелов.