При блеске дня

Минувшей ночью я лег очень поздно, день был длинный, и, хотя спать не хотелось, я был очень утомлен и подавлен. Вечер не принес мне никакой радости, ничего кроме плохого алкоголя, дыма, шума и затхлого влечения. Но сказать что-то надо было.

— Твои слова заставили меня задуматься.

— О чем? — беспокойно спросила Джоан.

— О нашей жизни до войны… о Браддерсфорде, твоем отце… о Джоке… и Еве.

Джоан молча смотрела на меня из глубин огромного плетеного кресла. Она вся превратилась в глаза и сидела абсолютно неподвижно: лишь рука то и дело судорожно сжимала подлокотник.

— Я так и не понял, что случилось с Евой. Я слышал, как читали твои показания… ты сама тогда не пришла, врач сказал, тебе нездоровится… Но я знаю этот уступ на вершине Пикли-Скар… и то, что Ева оступилась, кажется мне маловероятным.

Она выпрямилась:

— Что ты хочешь сказать?

— Я только спрашиваю, что случилось на самом деле, Джоан. Меня долго мучил этот вопрос, но задать его я не решался.

— Ты был такой же, как все остальные! — запальчиво, почти в истерике воскликнула Джоан. — И Джок туда же! Вы все преклонялись перед Евой, потому что она была такая красотка. Но в голове у нее было пусто, она целую вечность не могла поверить, что Бен Керри влюблен в ту женщину, все притворялась, что ничего не произошло… Пока он не сказал ей прямо, в том письме, что все кончено! И тогда она не выдержала. Я велела ей не глупить, Бен того не стоил… Джок все суетился вокруг нее, и ты бы на его месте тоже бы суетился, я же видела, как вы на нее смотрели…

— Ну хватит, Джоан, — утомленно произнес я. — Не заводись. Суть в том, что она не могла сорваться с того уступа, там нет ни единого опасного места…

— Она не сорвалась! — Джоан вскочила и уставилась на меня горящими глазами, кусая губы, похожая на сумасшедшую. — Если хочешь знать, она сбросилась! Я не смогла ее остановить. Она кинулась к краю… и прыгнула вниз! Так и было, Грегори… да… да!..

— Успокойся ты, ради Бога! — вскричал я.

Она выбежала из гостиной, рыдая, и захлопнула за собой дверь. Через минуту-другую я разделся, выключил свет и закутался в одеяло. Я пытался не думать ни о Джоан, ни о Еве; хотелось спать; но, разумеется, уснуть я не смог. Меня немного мутило от скверного виски, по-прежнему вспыхивающего в разных частях тела. Примерно через час этой адовой муки я услышал какой-то шум, а потом увидел полоску света под дверью. Я притворился спящим, но все же, не поворачивая головы, украдкой посмотрел на дверь: в проеме стояла Джоан в ночной сорочке. Она подождала минуту, пока я ровно и тяжело дышал…

— Ах, вот ты где! — воскликнула Элизабет, мигом выдернув меня из прошлого. — Обед уже подали, и времени у нас немного…

— Прости, Лиз, — сказал я и вышел вслед за ней из бара.

Мы сели обедать.

— А почему у нас мало времени? — спросил я. — Куда спешим?

По лицу Элизабет — озабоченному и деловитому, — я понял, что она уже вовсю строит планы на остаток дня.

— Поэтому я и звонила в гостиницу, — ответила она. — Попросила собрать мои вещи. Я хочу успеть на ближайший лондонский поезд, милый. Супа не надо, спасибо. — Последние слова она с ослепительной улыбкой адресовала официантке, которая вся тряслась от восторга и обожания.

— Неожиданно.

— Вовсе нет, Грег. Ты хочешь как можно скорей закончить сценарий — мы все этого хотим. Здесь мне делать нечего, а в Лондоне куча хлопот. Надо обсудить с костюмерами одежду; да еще Брент с утра позвонил, сказал, что закатывает в мою честь коктейльную вечеринку… ну, да ты сам все знаешь, милый.

Я в самом деле знал; но еще я знал, что истинной причины своего спешного отъезда Элизабет не назвала. А причина была в каких-то моих словах. И еще мне стало ясно, что между нами выросла стена. Мы и так не были близки с тех пор, как минувшей ночью Лиз поднялась ко мне в номер, и расстояние между нами постепенно увеличивалось; однако эта стена появилась только что и по воле Лиз.

— В твоей очаровательной головке творится какая-то неразбериха, — сказал я.

— Ничего подобного. В общем, нам надо поскорей возвращаться в «Ройял оушен», я должна успеть забрать вещи, оплатить счет и раздать чаевые. Этот же водитель отвезет меня на вокзал. А ты сможешь спокойно поработать, верно, Грег?

— Откуда этот зловещий милый тон, Лиз? Что я такого натворил? Да, мне нужно работать, но ведь я работаю не только ради себя!

Лиз с улыбкой кивнула и ничем себя не выдала. Она больше не просила меня рассказывать о прошлом — и прекрасно, потому что в столовой стало очень людно: слишком много любопытных глаз и ушей. Мы ели, обмениваясь ничего не значащими замечаниями, а Лиз сияла. Зато когда мы вновь оказались одни в гостиной «Минервы», Лиз почти сразу открыла огонь:

— Так кого из сестер Элингтон, говоришь, ты встретил через пять лет? Славную маленькую Бриджит?

— Нет, славную маленькую Джоан. Мы встретились случайно, когда я уже почти отслужил. Я повел ее по кафе и ночным клубам, а потом она выпила лишнего и устроила истерику.

— Из-за чего?

— Из-за смерти Евы. Я стал ее расспрашивать, и Джоан заявила, что Ева не случайно сорвалась, а нарочно прыгнула с утеса.