При дворе императрицы Елизаветы Петровны

Так прошло несколько минут, как вдруг открылась потайная дверь, ведущая в уборную графа, и в комнату проскользнула фигура, вся закутанная в широкий бархатный плащ, с надвинутым на лицо капюшоном. Граф посмотрел на неё без удивления; очевидно, он был уверен, что этим путём не может проникнуть никакой назойливый посетитель. Ещё момент, — плащ был сброшен, и пред графом предстала молодая девушка в розовом шёлковом платье; она рассмеялась серебряным колокольчиком и сделала изящный пируэт. Это была восхитительная сильфида, стройная, изящная, лёгкая, как дуновение ветерка, её ноги едва касались земли; плечи и руки, казалось, были выточены из каррарского мрамора, а миловидное личико и большие чёрные глаза напоминали сказочных гурий, обитающих, по словам Магомета, в раю и поджидающих правоверных. Её волосы, слегка напудренные, спускались локонами вокруг лба и были связаны на затылке греческим узлом. Гибкая талия изгибалась, как тростинка на ветру, когда она, стоя на носке, наклонилась и простёрла руки к постели государственного канцлера. Только вызывающая улыбка и вздёрнутая верхняя губа, обнажавшая острые зубки, обличали что-то надменное, злое, демоническое.

— Ты здесь, Нинетта? — сказал канцлер по-французски, с лёгким оттенком неудовольствия в голосе, несколько смягчённым благосклонным взглядом, которым он посмотрел на очаровательное видение.

   — Странное приветствие! — воскликнула девушка на чистейшем парижском диалекте и громко рассмеялась. Затем она подбежала к постели, забралась в кресло, стоявшее в ногах, и сказала обиженным тоном: — Зеркало говорит мне, что я прекрасна, очаровательна, и я охотно верю этому, так как, если бы то была неправда, я не имела бы счастья считаться возлюбленной моего канцлера, у которого такой изысканный вкус. Он не обратил бы внимания на бедную Нинетту Лангле, которая приехала в этот ледяной город в балете её величества императрицы показать искусство танца и заставить всех графинь и княгинь побледнеть от зависти, видя её изящество. И что же я вижу, — прибавила она с неподражаемой улыбкой. — Небывалый случай, чтобы появление молодой, красивой девушки, влекомой к своему другу чистым порывом сердца, было встречено такими словами, какие я только что слышала из уст вашего сиятельства, моего доброго покровителя.

   — Ты услышала бы другие речи, дитя моё, — сказал граф полушутливо, полууныло, — если бы знала меня лет тридцать — сорок тому назад. Ты же отлично знаешь, что считаешься моей возлюбленной, из моего тщеславия или духа времени: чтобы про меня говорили, что моя подруга — самая красивая и самая изящная и что я легкомысленно провожу с ней время; а ведь между тем я серьёзно озабочен судьбами государства. Но я люблю смотреть на тебя и слушать твою болтовню; это напоминает мне мою весну, на пороге зимы...

Нинетта опустилась на колени у постели графа, своими нежными розовыми пальчиками охватила его бледную, вялую руку и, полузакрыв глаза, спросила:

   — И это всё? Разве солнечный луч не может растопить снег, разве не появляются потом новые цветы? В таком случае я должна излить весь пыл моего сердца, чтобы снежный покров наконец растаял и проросли новые побеги.

Она склонила свою головку над руками графа и дохнула на них так горячо, что, казалось, действительно ледяной покров начинал таять и зима превращалась в цветущую весну.

В потухших глазах графа промелькнула шаловливая искорка, но затем его лицо болезненно передёрнулось, он высвободил руки и сказал:

   — Сядь спокойно, Нинетта, вот там, на стуле, и расскажи мне что-нибудь, чтобы день начался весело. Расскажи, что делается в нашем заледенелом Петербурге; ведь я знаю, что от твоего всеведения не укроется ни один пикантный анекдот.

   — Что мне рассказать? — возразила Нинетта, снова забираясь в кресло. — Мне скучно, мне грустно! Когда я дома, меня преследуют молодые люди, желая отвлечь меня от моего друга, которому я верна неизменно; а кроме молодых людей, меня преследуют ещё грубые, невежливые кредиторы со своими счетами. Когда же я прихожу к вам, моему милому другу, и хочу излить свою душу, вы говорите мне, что я пришла незваная. Разве я могу быть весела? Разве могу болтать?

Она опустила голову и кончиками пальцев провела по ресницам, как бы желая стереть слезинку.

Канцлер, вздохнув, произнёс:

   — Тебя преследуют кредиторы? Как это возможно? Твоя касса недавно была значительно пополнена, и всё, что тебе необходимо, было доставлено.