При дворе императрицы Елизаветы Петровны

   — Я просил бы вас, ваше сиятельство, — сказал посланник, — обратить внимание императрицы на то, что мир в Европе поддерживается в настоящее время лишь страхом в Версале и в Сан-Суси перед Россией, которая своим вмешательством могла бы побудить Францию и Пруссию к большей сдержанности; между тем позже, когда Австрия будет низвергнута, не будет необходимости считаться с Россией. Как только станет известно, что переговоры относительно союза Англии с Россией прекратились, страх исчезнет и возгорится мировая война, беды которой неисчислимы и последствия которой будут чувствительнее всего для России. Во власти её величества, вашей императрицы, водворить мир в Европе при помощи прочного союза с Англией; одним росчерком пера её величество могла бы достичь большего успеха, нежели многими сражениями, и какую славу стяжала бы она, какую благодарность народов заслужила бы, достигнув великой цели столь незначительными средствами!..

   — Прекрасно! — воскликнул канцлер. — Запишите, Волков, всё это на полях, как моё мнение, и подложите мне к подписи. Сегодня же отправьте это в кабинет императрицы; я знаю, она читает донесения дипломатов, потому что интересуется придворной жизнью, между тем как подробные изложения она едва удостаивает взгляда. Прочтя это донесение, она прочтёт и мои замечания, которые наверное произведут на неё впечатление.

Волков удалился, чтобы исполнить приказание графа.

Бестужев закрыл глаза и, подумав немного, произнёс:

   — Моё правило: никогда не идти только одним путём к цели, которой добиваешься. Подождём, каковы будут результаты этого известия. Но я хотел бы преподать вам ещё один совет. Мы с вами союзники, и я считаю своей обязанностью познакомить вас со здешним двором. При дворе есть особа, которая силою ума, воли и тонкою наблюдательностью превосходит здесь всех, даже меня; этой особе принадлежит будущее, и с нею вы должны вступить в союз.

   — Кто же эта особа? — спросил Уильямс с удивлением.

   — Великая княгиня Екатерина Алексеевна, — ответил Бестужев.

Недоверчивая улыбка мелькнула на лице английского дипломата, и он возразил:

   — О её высочестве мало говорят при европейских дворах; она не имеет влияния на своего супруга, будущего императора.

   — Она будет иметь влияние, — сказал Бестужев, — как только пожелает этого; у неё мужские ум и воля, и женские хитрость и ловкость. Я зорко слежу за нею; у неё убедительная, редкая способность притворства, какая только может быть у очень даровитых людей. Она умеет скрывать свой ум, казаться безучастной, поверхностной, даже глупой, но она мгновенно сбросит маску, и, уверяю вас, — прибавил граф совсем тихо, — она будет со временем править Россией. Её супруг будет императором; он должен быть им, я всё сделаю для этого; если его место освободится раньше времени, то Россия может стать игрушкой в руках честолюбивых искателей приключений и жертвой кровавых междоусобных войн. Но царствовать будет она, Екатерина Алексеевна; её супругу придётся или подчиниться ей, иди... — он не докончил, как бы боясь громко произнести свою мысль. Наконец он снова заговорил: — Я полагаю, великой княгине известно моё мнение; у нас обоих правило говорить как можно меньше; при дворе в политических делах нужно уметь понимать без слов, а у кого нет этой способности, тому не поможет никакое красноречие. Великой княгине нужны ловкие и энергичные друзья; она бедна, — прибавил граф со своеобразным ударением, — и настолько стеснена в средствах, что поверить трудно. Это возможно только здесь, где весь блеск, всё богатство, все почести сосредоточиваются лишь в одном фокусе. Пойдите к великой княгине; она поймёт, как важно для неё приобрести расположение короля Англии и поддержку его посланника; её изобретательный ум скорее меня найдёт способ открыть вам доступ к императрице.

Уильямс прислушивался к словам Бестужева с напряжённым вниманием.

   — Благодарю вас, ваше сиятельство, — сказал он, — в лабиринтах двора достаточно найти конец тонкой ниточки, чтобы прийти к цели, и я надеюсь, что мне удастся идти по следам той нити, которую вы мне дали. Я верю, когда мне говорят о влиянии женщин; я приобрёл некоторую опытность при дворах в Версале и в Дрездене, — заметил он с улыбкой. — Где оружие недействительно, там умеют действовать женщины; их влияние скрыто от глаз, оно прячется в цветах и в складках портьеры.

Со стороны камина послышался лёгкий скрип и своеобразный звук, похожий на кашель или сдержанный смех, а складки серой шёлковой обивки зашевелились, как бы от дуновения ветра. Уильямс остановился удивлённый и, невольно следя за взглядом графа, заметил, что тот с выражением досады и некоторого смущения посмотрел в ту сторону, откуда слышался шум. Едва заметная мимолётная улыбка скользнула по лицу английского дипломата, но, сделав вид, что он не заметил смущения канцлера, он продолжил:

   — Но как мог бы я попасть к её высочеству? Ведь я не имею права входа во дворец, раньше чем получу первую аудиенцию, а ведь её-то я и должен добиться через её высочество.