При дворе императрицы Елизаветы Петровны

   — Ну, так вот, — продолжал Уильямс, — раз мы заранее знаем, что в определённый момент Австрия и Франция станут нашими врагами, тогда как естественной логикой вещей прусский король будет вынужден искать нашей дружбы, то прежде всего мы должны подумать о том, чтобы заключить с Россией прочный союз, потому что только одна Россия была бы в состоянии поддержать прусского короля против коалиционных сил Австрии и Франции. Столь проницательный ум, каким обладаете вы, ваше высочество, должен в дальнейшем усмотреть, что в случае, если Австрия и Франция раздавят Пруссию, они, таким образом, станут господами положения во всей Западной и Северной Европе и не подумают церемониться с Россией. Ну, а её императорское величество, — продолжал он затем, — не особенно-то любит прусского короля. Может быть, она и права в этом отношении, но политика не считается с личными симпатиями и антипатиями. Поэтому союз, которого мы так страстно домогаемся, должен быть заключён, пока императрица Елизавета Петровна считает Англию врагом прусского короля. Когда мы подпишем союзный договор с имперским правительством, то впоследствии — даже тогда, когда в международных союзных отношениях произойдёт полная перемена, императрица не будет в силах воспрепятствовать прусскому королю, которого ныне считает нашим общим врагом, войти в наш союз, и отношения России к Англии не позволят императрице встать на погибель России на сторону Франции и Австрии.

Екатерина Алексеевна, улыбнувшись, сказала:

   — Понимаю, милорд, вы хотите обманом заставить императрицу поверить, будто, вступая в союз с Англией, она подаёт руку дружбы врагу прусского короля, а впоследствии, когда прусский король неожиданно превратится в друга Англии, вы собираетесь заставить её признать его тоже своим другом, хотя бы только политическим!

   — Вот именно, ваше императорское высочество, — ответил Уильямс. — Но вы должны согласиться, что всё то, что вы соблаговолили назвать простым обманом, имеет целью защитить насущнейшие интересы России и не дать им пострадать в силу личных антипатий, которые были бы, пожалуй, в состоянии затемнить у вашей державной тётушки ясность взгляда на вещи.

   — Согласна и с этим, милорд, — сказала Екатерина Алексеевна, — и если всё то, что вы говорите, — правда...

   — Даю вам, ваше императорское высочество, своё честное слово, что всё это — сущая правда! — гордо перебил её английский посол. — Я готов даже, если только вы укажете мне, где я могу сделать это, показать вам часть секретной корреспонденции, которой обменивались венский и версальский дворы.

   — Я подумаю об этом, — ответила великая княгиня, — и скажу вам потом, каким образом вы могли бы доставить мне эти важные документы, имеющие для меня глубокий интерес. Но я готова верить вам и без этих доказательств, а так как мы с вами одинаково смотрим на вещи и преследуем одинаковые цели, то я считаю себя обязанной поддержать вас...

   — О, какое сходство, какое сходство! — воскликнула Чоглокова, зашедшая сзади Уильямса и заглянувшая через его плечо. — Кажется, что вы, ваше императорское высочество, сейчас заговорите с этого портрета.

   — Я очень счастлив такой оценкой, — сказал английский посол, снова заговорив по-французски. — Без сомнения, разговор на родном языке её императорского высочества так оживил её черты, что мне удалось схватить и передать малейшие нюансы её лица. Если и вы, ваше императорское высочество, — продолжал он, подавая княгине портрет, — довольны моим рисунком, то тогда я осмелюсь снова повторить свою просьбу: не окажете ли вы мне величайшей милости и не облегчите ли доступа к её императорскому величеству?

Екатерина Алексеевна, с милостивой улыбкой посмотрев на портрет, произнесла:

   — Мне волей-неволей придётся исполнить вашу просьбу, милорд, так как ваш рисунок и на самом деле очень хорош. Ну, а похож ли он, в этом я — не судья.

   — Он поразительно похож, — воскликнула Чоглокова, — и никто не решится сделать про этот портрет такое возмутительное замечание, какое позволил себе мой муж относительно моего.

   — Подождём сначала, что скажет великий князь. Ну, а теперь займёмся вопросом, как бы нам исполнить в награду за портрет просьбу милорда, — сказала великая княгиня. — Я не сомневаюсь, что нам удастся найти возможность для этого, и надеюсь в самом непродолжительном времени оправдать то доверие, которое питаете ко мне вы, милорд, и ваши друзья, — спасибо им за хорошее мнение обо мне! Ну, а пока до свиданья! Я очень рада, что мне удалось познакомиться со столь искусным художником. Я буду ещё более рада, — улыбаясь, прибавила она, — познакомиться при дворе императрицы с искусным дипломатом, которого решил послать к нам его величество король Англии. — Затем, подавая руку Уильямсу, она прибавила: — Ну, а свои арабески вы лучше сожгите; мне кажется, очень хорошо, что их видела только я одна; у других они могли бы найти менее одобрения, чем ваши портреты!