При дворе императрицы Елизаветы Петровны

Наконец, когда на потемневшем небосклоне уже стали зажигаться звёзды, узник услыхал звяканье ключей и скрип массивной двери. Вошедший караульный офицер сообщил ему о приходе дамы, которая должна переговорить с ним по приказу её величества государыни императрицы. Изнурённый долгой, мучительной тревогой и колебанием между надеждой и отчаянием, ум Ревентлова напрасно терялся в догадках насчёт этого визита. Но в ту же минуту на пороге показалась женская фигура, закутанная в меховую шубу, покрытую чёрным бархатом, с густой вуалью на лице. При её появлении дежурный офицер тотчас удалился из караульной комнаты.

— Ты явилась сама освободить меня, моя ненаглядная! — воскликнул Ревентлов, поддавшийся мысли, что это могла быть только Анна. — Значит, всякая опасность миновала...

Он обвил руками и порывисто прижал её к груди. Одно мгновение она молча покоилась в его объятиях, потом тихонько откинулась назад и подняла густую вуаль, скрывавшую её лицо. Ревентлов тотчас узнал княгиню Гагарину, которая была дивно хороша в своих дорогих мехах и чёрном кружевном покрывале, обрамлявшем её беломраморное чело. Сиявшие влажным блеском глаза с нежностью были устремлены на Ревентлова. Он замер в испуге и стоял неподвижно, по-прежнему охватив руками плечи княгини и не спуская с неё растерянного взора, потом медленно отпустил руки, отступил назад на несколько шагов, всё ещё полный ужаса, и, сложив руки на груди, беззвучно вымолвил:

   — Княгиня, какая ошибка!.. Ради Бога простите...

   — Вы меня не ждали?! — воскликнула она с гневом. — Неужели в ослеплении своей безумной гордости вы возмечтали, что сюда явится особа высшего ранга, чтобы на глазах караульных солдат распахнуть перед вами двери тюрьмы? Та, высшая, не придёт... — насмешливо продолжала Гагарина. — Вы не сумели поймать и удержать её благосклонность... Иная прихоть заняла её сердце, и вы могли бы протомиться целую жизнь в этих стенах, прежде чем она вспомнила бы о вашем освобождении.

Точно разбитый, опустился Ревентлов на стул и закрыл лицо руками.

Княгиня подошла к нему и провела рукой по его волосам, тогда как ласкающий взор был устремлён на его фигуру.

   — Оставьте гордость, мой друг, — произнесла она мягко. — Вы видите, я очутилась тут; значит, нет надобности носить царский венец для того, чтобы отпирать замки тюремных дверей! И вы убедитесь, что сердце некоронованной приятельницы бьётся не менее горячо, чем под пурпурной мантией.

Ревентлов грустно посмотрел на говорившую, явно не понимая её речей.

   — Я услыхала о вашем аресте, — продолжала Гагарина, — о нём говорили при дворе; великий князь громко жаловался императрице. Но я предупредила его... Я, о чьей дружбе вы и не подозревали, исходатайствовала у императрицы освобождение вам, в виде личной милости ко мне.

   — И государыня исполнила вашу просьбу? — воскликнул барон. — Её величество отменила мой арест, который мог последовать единственно по недоразумению?

Мысли Ревентлова начали проясняться.

   — Она исполнила мою просьбу, — ответила княгиня, с восхищением любуясь взволнованным лицом молодого человека, — она вручила мне приказ, перед которым отворяются все тюрьмы, и я приехала сюда сама, чтобы увезти вас из заточения. Ну, поверите ли вы теперь моей дружбе? — заключила избавительница бедного узника, пожирая его жгучими взорами.

   — О, княгиня, — воскликнул он с бурным волнением, покрывая жаркими поцелуями её руки, — как мне благодарить вас?.. Вы возвращаете мне жизнь... Пусть Господь Бог исполнит все ваши желания за ваше великодушие к несчастному, не сделавшему ровно ничего, чтобы заслужить вашу дружбу.

   — Дружба не заслуживается, она свободный дар, — с улыбкой возразила Гагарина. — Что же касается моих желаний, то я желаю теперь лишь одного — это убедить вас, моего друга, в моих чувствах к вам и вызвать, наконец, взаимность с вашей стороны. Ну, теперь, однако, прочь отсюда! — прибавила она, взяв Ревентлова под руку, прижимаясь к нему. — Скорее прочь! — И стала увлекать барона к дверям.

Он не двигался, мешкая в нерешительном раздумье.

   — Да, княгиня, — сказал наконец он, — да, вы мой истинный друг... Вы доказываете это своим поступком, но моё доверие к вам делает меня тираном... Мне нужен такой друг, который решился бы на нечто большее, чем освободить меня из тюрьмы... Которому могу сказать всё... без утайки.

   — Неужели вы думаете, что я отказала бы вам в какой-либо просьбе? — спросила женщина, устремив на него задорный взгляд. — Но пойдёмте же отсюда! Есть более привлекательные места, чтобы выслушать вашу просьбу и подумать над её исполнением...