При дворе императрицы Елизаветы Петровны

   — Без отговорок, пожалуйста, — сказал Пётр Фёдорович, — я не принадлежу к числу ревнивых и щепетильных мужей и предоставляю своей жене право увлекаться. Я желаю только, чтобы эти увлечения были направлены на надёжных друзей, каким являешься ты, Константин Васильевич; но, к сожалению, за моей женой позволяет себе ухаживать ещё и Салтыков.

Чоглоков побледнел и сделал несколько шагов вперёд.

   — Этот фат, — продолжал Пётр Фёдорович, — организовал для неё прошлый маскарад, который дал ей возможность представить императрице проклятого англичанина. Он обманывает и меня, и тебя, и всех; я не желаю этого. Если за моей женой ухаживают, то пусть это будут друзья, а не люди, которые учат её интриговать против меня! Если бы я прогнал Салтыкова или пожаловался на него императрице, то весь двор стал бы смеяться надо мною, а я не хочу этого. Ты же, Константин Васильевич, мог бы быть на его месте, ведь ты поставлен моей тёткой для того, чтобы оберегать меня и мой двор. Ты мне друг и поэтому удерживал бы мою жену от всех глупостей, которые поощряются тем дураком. Пойди к императрице, Константин Васильевич, и скажи ей, чтобы она убрала Салтыкова, тогда на твоём пути не будет преград, а я не стану ревновать её к тебе.

В глазах Чоглокова блеснула коварная радость.

   — Допустим, ваше высочество, что я готов послужить вашему справедливому негодованию, — сказал он, несколько подумав, — что же могу я сказать императрице? Она приняла бы мои слова за навет; ведь доказательств ваших подозрений, которые и я разделяю, у меня нет.

   — Доказательства мы найдём, — сказал Пётр Фёдорович с ироническим смехом. — Когда Бургав уйдёт, Салтыков войдёт к моей жене; подождав немного, ты быстро войди и скажи, что пришёл по моему поручению осведомиться о её здоровье: ведь это моя обязанность как нежного супруга. Я убеждён, что ты увидишь там кое-что такое, что обяжет тебя, моего друга и надзирателя за двором, доложить императрице.

   — Ваше императорское высочество, вы полагаете... — испуганно воскликнул Чоглоков, причём его лицо отразило ненависть и злобу.

   — Иди, иди, мой друг, — сказал Пётр Фёдорович, — делай, что я сказал тебе, и будь уверен в моей признательности.

Чоглоков не успел ещё опомниться, как в комнату вошли фон Брокдорф и Цейтц.

Великий князь встал и, оттеснив Чоглокова к двери, сказал с насмешливой улыбкой:

   — Ты видишь, что мне нужно заняться государственными делами. Мне приходится управлять своим Голштинским герцогством и некогда заниматься домашними делами. Иди, иди, действуй за меня!

Он открыл двери и выпроводил Чоглокова.

   — Теперь займёмся делами моей страны, — воскликнул Пётр Фёдорович, бросаясь на диван и знаком приглашая приблизиться Брокдорфа и Цейтца. — Я слишком долго пренебрегал делами моей страны, и мои верноподданные имеют право требовать, чтобы я хоть немного занялся ими. Здесь, в России, я не имею значения, но зато в Голштинии я — полноправный гражданин и докажу, что там всё совершается по моей только воле. Вы, барон Брокдорф, рассказывали мне, — продолжал он с комически важным видом, — что в управлении моим герцогством замечаются крупные злоупотребления и что доходы страны, в которых я так нуждаюсь, употребляются на ненужные эксперименты; мужики богатеют, а моя казна пуста, словом, там думают о чём угодно, только не о владельце герцогства.

Брокдорф в знак согласия так энергично тряхнул своей большой головой, что пудра посыпалась с его парика, а в маленьких глазках сверкнула подобострастная радость.

   — Ваше высочество, вы совершенно правы, — воскликнул он. — Элендсгейм заботится только о голштинских мужиках; всё дворянство будет очень благодарно вам, если вы положите конец этому нелепому хозяйствованию.

Цейтц заметил спокойным, деловым тоном:

   — Несомненно, ваше императорское высочество, вы имеете право распоряжаться в своём герцогстве по собственной воле.

   — Не только право, но и обязанность, — воскликнул великий князь, — я обязан освободить от мужицкого гнёта моё верноподданное дворянство и самого себя. Моё герцогство должно давать мне некоторый доход, чтобы я не был в зависимости от тех подачек, которые императрица бросает мне, своему племяннику и наследнику престола.

   — Все донесения и дела относительно управления Голштинией я предоставил в распоряжение барона фон Брокдорфа, — сказал Цейтц всё тем же спокойным тоном, — он рассматривал их неоднократно и, по всей вероятности, будет в состоянии с точностью указать вам, ваше высочество, на все те статьи, которые требуют изменения, и представить выработанные им меры, могущие служить к устранению настоящего неблагоустройства. Я принесу сейчас эти дела, дабы барон Брокдорф имел возможность сделать подробный доклад вашему высочеству.

Брокдорф бросил на секретаря злобный взгляд.

   — Мне незачем было читать все эти дела, — возразил он, — я отлично знаю и своими глазами видел, в чём недостатки управления. Если бы вы, ваше высочество, пожелали просмотреть все пункты в отдельности, это было бы очень утомительно и заняло бы много времени: на такой доклад мне понадобилось бы несколько дней.