Графу Линару было на вид лет под пятьдесят. Это был человек высокого роста, несколько угловатый, худой; черты его лица были правильны, но маловыразительны, цвет лица поразительно белый и прозрачный; большие светло-голубые глаза были несколько выпуклы и как бы с удивлением постоянно озирались кругом. Вокруг рта неизменно блуждала лёгкая самодовольная улыбка, а густо напудренный парик из мелких локонов вполне соответствовал этой своеобразной молочно-белой голове. Одет он также был во всё белое: на нём был белый шёлковый костюм с богатым серебряным шитьём, башмаки из белой кожи с бриллиантовыми пряжками, белые ножны у шпаги, а на шее цепь из слонов и башен, на которой висел орден Слона. На груди красовался высший датский орден — серебряная звезда, украшенная жемчугом и бриллиантами.
Мелкими шагами, несколько расставляя ноги, граф пробрался между столом и стеной, причём при виде крепости и миниатюрных солдат его глаза приняли выражение более удивлённое, чем обычно. Затем он отвесил обычный церемониальный поклон и ждал, когда с ним заговорит великий князь.
На лице Петра Фёдоровича также выражалось удивление этой своеобразной личности, с примесью антипатии, какую он питал ко всему, что имело какую-либо связь с Данией. Посмотрев на графа одно мгновение молча, он неуверенно заговорил, как бывало у него обычно при встрече с чужими:
— Я рад видеть вас здесь, господин посланник. Ваше присутствие даёт мне надежду, что различные недоразумения, так часто нарушавшие добрососедские отношения между его величеством королём датским и мною, будут наконец устранены.
— Примите уверение, ваше императорское высочество, — ответил граф Линар, — что его величество мой король ничего так искренне не желает, как жить с герцогом голштинским в такой же дружбе, каковую он питает к нему, как к племяннику и наследнику великой императрицы всероссийской. Я счастлив тем, что его величество король избрал меня выразителем своих дружественных намерений, и ещё более почту себя счастливым, если мне удастся устранить все поводы к недоразумениям между королём Дании и герцогом Голштинии. Я уже сообщил барону Пехлину, что мой всемилостивейший государь желает приобрести по договору герцогство Голштинию, которое для будущего императора России едва ли имеет какое-либо значение, и, надеюсь, вы, ваше императорское высочество, разрешите барону вести со мною переговоры относительно этого договора.
Пётр Фёдорович покраснел; в его глазах блеснуло гневное негодование, его возмутил такой открытый торг о продаже его наследственных владений.
— Ради чести быть великим князем в России, — сказал он возбуждённым тоном, — я пожертвовал короной Швеции, а теперь ради этой же чести я должен пожертвовать своим герцогством?
— Ваше высочество, вам нет необходимости принимать сейчас же какое-либо решение, — заметил фон Пехлин, — можно бы пока ограничиться тем, что мы с графом обсудим в точности все условия, при которых возможен договор, предлагаемый его величеством королём датским. Эти условия требуют всестороннего обсуждения, — продолжал он, отчасти обращаясь к датскому посланнику, — так как Голштиния — богатая страна и приобретение её дало бы датскому королевству не только политические выгоды, но и большую материальную прибыль.
— Увы, эта богатая страна не приносит мне никакого дохода, — воскликнул Пётр Фёдорович с негодованием.
— Ваше высочество, вы забываете, — заметил Пехлин, стараясь своим громким голосом заглушить слова великого князя, — что, находясь вдали, вы не можете правильно управлять герцогством, между тем как для его величества короля датского, владения коего непосредственно примыкают к Голштинии, дело было бы иное, и господин посланник поймёт, что возможность уступки Голштинии потребует строго обдуманного возмещения.
— Конечно, — сказал граф Линар, — мой всемилостивейший государь докажет, что он по достоинству сумеет оценить как герцогство Голштинию, так и дружбу с будущим императором России. Смею заметить, — прибавил он, — что стоимость, относительно которой мы, без сомнения, договоримся с господином фон Пехлином, к полному удовольствию вашего высочества, будет тотчас же уплачена наличными деньгами.
— Вам, ваше высочество, представлялась бы та выгода, — заметил Пехлин, делая вид, будто раздумывает над словами графа, — что вы имели бы в своём собственном распоряжении немалый капитал. Но всё же первым вопросом является определение стоимости, которую его величеству королю датскому угодно было бы признать за герцогством Голштинским.
В глазах Петра Фёдоровича блеснуло радостное оживление. Он заходил по комнате большими шагами.
— Я почувствовал бы себя свободным при этом дворе, — сказал он шёпотом, рассуждая сам с собою, причём оживлённо жестикулируя руками. — Я стал бы свободным и самостоятельным, между тем как теперь, несмотря на то что я великий князь, я должен попрошайничать, чтобы как-нибудь свести концы с концами. Ах, как чудно, хорошо было бы запускать руку в вечно полную кассу!