…При исполнении служебных обязанностей

Аветисян рассчитал время точно и так же точно вывел машину на посадку. Он вывел машину так точно, что Богачеву показалось ненужным выполнять обязательную при посадке "коробочку". Выполнение "коробочки" занимает никак не меньше десяти, а то и пятнадцати минут. А в радиоцентре за эти проклятые десять или пятнадцать минут могут уйти люди, в руках которых находится радиограмма, переданная из Москвы Женей.

Павел мастерски посадил машину. Когда он вырулил на то место, которое ему указал флажками дежурный, он услышал в наушниках злой голос:

– Немедленно зайдите в диспетчерскую!

– Кому зайти в диспетчерскую? – спросил Павел.

– Командиру корабля.

– Вас понял.

Все трое – Аветисян, Пьянков и Брок – переглянулись. Они поняли, почему командира вызывают в диспетчерскую. Они не могли не понять этого. Богачев посадил машину, не выполнив "коробочки". Это нарушение правил. Это очень серьезное нарушение правил. Именно за это вызывали командира корабля к диспетчеру. Не за что было вызывать командира корабля, кроме как за это.

Струмилин оделся и пошел к диспетчеру. Аветисян спросил Павла, который лихорадочно застегивал молнию на куртке и никак не мог ее застегнуть.

– Ты действительно не догадываешься, зачем вызвали командира?

– Конечно, нет, а что?

– А куда ты собираешься сейчас?

Богачев засмеялся и ответил:

– За счастьем.

Он обернулся и увидел три пары глаз. Он никогда не видел Аветисяна, Пьянкова и Брока такими. Лица у них были жестки, а в глазах у каждого было одинаковое выражение. Даже не определишь точно, какое выражение было у них в глазах. Тогда Павлу стало не по себе, и он спросил:

– А что такое, товарищи?

– Ты же посадил машину без "коробочки".

– Так аэродром же пустой. И на подходе никого нет.

– Ну вот это-то никого и не интересует. А старика сейчас вызвали для скандала, понял? – сказал Пьянков. – А теперь можешь бежать за счастьем.

Богачев пулей выскочил из самолета и бросился следом за Струмилиным. Когда он вбежал в диспетчерскую, Струмилин стоял у стола без шапки, а молоденький парень, еще моложе Пашки, говорил:

– А мне не важно! Закон для всех один, ясно? Кто вам разрешал нарушать его, а?

Богачев шагнул к столу и сказал:

– Во-первых, не ругайте нас, пожалуйста, а во-вторых, машину сажал я.

– Что?! Так почему же…

Богачев снова перебил его:

– Не ругайте командира, прошу вас! Я посадил так, ослушавшись его приказа, ясно вам?

– Я потребую отстранения вас от полетов!

– Требуйте!

– Вы свободны!

Богачев вышел первым. Струмилин улыбнулся, надел шапку и спросил:

– А я?

– Вы тоже, – ответил диспетчер, не поднимая головы от стола.

Струмилин вышел из диспетчерской и крикнул:

– Паша!

Но Богачев не отозвался.

Он несся в радиоцентр, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Он прибежал туда и спросил:

– Радиограмма Богачеву есть?

– Есть, – ответил радист и протянул ему запечатанный бланк.

Богачев разорвал запечатанный бланк и стал читать текст, наклеенный криво.

"Мне тоже хочется праздновать ваши двадцать пять лет в "Украине". Счастья вам и хороших полетов. Женя".

Богачев нашел Струмилина, Аветисяна, Брока и Пьянкова в гостинице. Они сидели и, смеясь, говорили о чем-то. Когда он вошел, все замолчали.

– Павел Иванович, – сказал Богачев с порога, – мне надо сегодня же вылететь в Москву.

– Общее помешательство? – спросил Струмилин. – Или только частичное?

– Общее, – ответил Павел.

Все засмеялись, и Богачев не увидел в глазах товарищей того, что он видел двадцать минут тому назад. Он увидел в их глазах самого себя. А это очень хорошо – видеть самого себя в глазах людей, с которыми говоришь. Это значит – на тебя смотрят чистыми глазами. А чистыми глазами смотрят только на друзей. На самых настоящих друзей, Павел знал это абсолютно точно.

– 8 –

У начальника высокоширотной арктической экспедиции Годенко собралось совещание.

Начальника экспедиции называли "некоронованным королем Арктики". Его называли так по справедливости: огромные просторы океана и суши – от Архангельска через точку Северного полюса к бухте Провидения – такой огромный треугольник "принадлежал" Годенко, ученому и путешественнику.

Все ледоколы и самолеты, зимовки и фактории, аэродромы и поселки, экспедиции, высаженные на лед, – все это подчинялось ему, Годенко, потому что он руководил научными изысканиями, которые впоследствии, после скрупулезной обработки в Арктическом институте, станут достоянием мировой науки и помогут разгадать еще один секрет в мудреном устройстве нашего беспокойного "шарика".