При вечернем и утреннем свете

Спи, Кишинев.
Нем
Сон.
Спи, тишиной
Не-
сом.
Тишь-тишина
Сену подобна:
Сено молчит, кроткое,
Но-
Добро и сдобно
Пахнет оно.
Выкошен луг, откишевший словами,
Хохотом, топотом и шепотком.
Выключен слух,— значит, дело за вами,
Ноздри. А губы? — а губы потом.
Полог земли
Тих,
Чист.
Только вдали —
Дых,
Свист.
Слабый такой,
Еле заметный,
Будто летит, темень пронзив.
Некой планеты
Вещий позыв.
И,
Пригвожденный таинственным свистом,
Тяжестью мглы и отсутствием дня,—
Что я гляжу, человек неказистый,
На половецкую удаль огня?
Вижу ли день?
Жду
Сна?
Или мне темь
Ду-
шна?
Или опять
Путь проторяю
В край, где закат кровью вишнев,
И повторяю:
Спи, Кишинев,
Спи,
Кишинев.

1962

Прощание с Молдавией

Привыкаешь к теплым дням.
Привыкаешь к деревням,
Притулившимся по склонам.
Прирастаешь к желтым кронам
И медлительным корням.

Виноградник на бугре,
Мальчик смотрит боязливо.
— Буна зиуа![3]
— Буна зиуа.—
Прирастаешь к детворе.

Кто, большой, тому виной,
Что к земле иноязыкой,
Будто здесь баюкан зыбкой,
Прикипаешь, как родной?

И глядишь, глаза слепя,
В даль, светящуюся зовом,
Провожая долгим взором
Уходящего — себя…

1962

Гости