При вечернем и утреннем свете

Любя, шутя и немного дразня,
Вернее, полюбливая и поддразнивая,
Хорошие, добрые в общем друзья
Называли его Некрофилом.

Мол, стоит кому-нибудь помереть,
Хоть самой-пресамой усохшей старушке,
Слагавшей в первую треть нэпа
Триолеты, сонеты или частушки,
Он — тут как тут:
Постоит в карауле,
Попросят, скажет прощальное слово,
И слово его об усопшей бабуле
Прозвучит толково, сурово и нежно.

Этой своей симпатичной необщностью
Он был настоящим кладом
Для всей, так сказать, общественности,
Командующей парадом
В Московской писательской организации
(Где больше принято огрызаться).

Но вот Некрофил и сам усоп,
Никто не лезет плечом под гроб,
И хоть заняты все другие места,
Его непонятная должность пуста.

Я прочитал,
И весьма внимательно,
Книжки и рукописи Некрофила
И должен сказать, что средь них не найдено
Такой, которая б не кровила.
В этом писательском фонде
Все единицы хранения
Кровят, как кровили на фронте
Все фронтовые ранения.

Поэтому я имею
Свою небольшую идею
Касательно некрофильства.
Она такова:

Слова
Выстраивают поэта,
Как он расставляет их,
И нет у него портрета
Иного, чем свой же стих.
Когда они не на месте
В моем или чьем стихе,
Они — орудие мести,
И мы погрязаем в грехе.

И мы с вами ищем славы,
А он был поэтом чести,
И даже в потоке лавы
Стояли слова на месте —
Единственном! И на месте,
Единственном, как строка,
Стоял он, хранитель чести, в облике
Обрюзгшего старика.

1986

Шестидесятники

Тоже словечко придумали — шестидесятник!
Можно, конечно, но если уж думать о слове,
Мне предпочтительней что-нибудь вроде «десантник» —
Так, чтобы действие все же лежало в основе.
Мы не оставили взятого с ходу плацдарма,
В крошеве лет от десанта осталось немного,
Семидесятники жить предлагали бездарно,
Мы — продержались, а нынче приходит подмога.

Шестидесятые — это, как я понимаю,
Пятидесятые: это спектакли и строки,
Это — надежды под стать сорок пятому маю,
Это — закрыты срока на бессрочные сроки.
К шестидесятым, согласно проверенным данным,
Подлым тридцатым пришлось закруглиться впервые.
В мире числительных многое кажется странным,
Все — роковые, и эти и те роковые.

Сороковые прощаются в майском Потсдаме,
Пятидесятые с песней стоят на пороге,
Шестидесятые, что полегли на плацдарме,
Нас обнимают и просят дожить до подмоги.
Мы не оставили самую трудную землю,
продержались, не дали себе зазеваться.
Шестидесятники. Я это имя приемлю,
Восьмидесятником тоже готов называться.

1986

Театральные истории

1. Лаура