При вечернем и утреннем свете

За народным артистом плыла всенародная слава,
Как большая баржа за буксиром «Народный артист»,
Или, лучше сказать, как дебелая дюжая пава,
Был кадык ее розов, а хвост ее был золотист.

Броненосцы клубились, братишки рубились понуро,
Вот уж были спектакли: Вишневский! Вышинский!
Вирта!
А харчами народного ведала немка Лаура,
И бульоны Лауры отнюдь не текли мимо рта.

Вот уж преданность делу была, невзирая на лица!
Все Лаурины яства попробуй стихом подытожь —
Аж коврижки с корицей пекла, чтобы мне провалиться,
Неземной поварицей была, экономочкой — тож.

Пожелай властелин, и Лаура без всяческой лести,
Отстранив до поры поварское свое ремесло,
Экосез Людвиг вана сыграла б ему на челесте,—
Да народному челюсти, думаю, тут же б свело.

Дело кончилось крахом. Однажды в горах Кызылхана
Был под струны дутара народный доставлен в аул,
Там он глазом барана был кормлен с руки из казана,
Но, привыкший к жульенам, немедля в казан блеванул.

Он блевал над казаном все четыре гастрольных недели,
Он вонючею жижей двадцать восемь отар отравил,
Били струи фонтаном, тарталетки рвались, не скудели,
И подбитым фазаном аул убегал от лавин.

Это было давно. Это вряд ли войдет в поговорку,
Ибо эти детали не так всенародны, как те,
Где, надев бескозырку и к сердцу прижав трехлинейку,
Обаяшка-братишка бессмертно встает в караул.

2. Стальной гигант

И нам случалось игрывать на сцене,
И нам метали женщины цветы,
Но не в Собаке было то на сене,
А в броневой трагедии Вирты.

То был спектакль про сталинскую думу,
И Лев Наумыч с трубкою в руке
Все думал-думал сталинскую думу,
А мы, народ, паслись невдалеке.

Я был народ, который сам не знает,
Чего б ему, народу, предпринять.
Но сверху шелестело: «Стааалин знаааает…» —
И Лева думал. Вот и весь сюжет.

И Лева думал, думал, думал, думал,
И Лева шел в тот вечер на рекорд,
И за него болельщики болели,
И Митька Вурос вел хронометраж.

Не дотянув семи минут до часа,
Великий молвил: «Будем бить врага!» —
И Митька Вурос в яме оркестровой
Торжественно нажал секундомер.

А море бурное ревело и стонало,
На скалы грозные бежал за валом вал,
за валом вал,
Как будто море жертвы ожидало,
Стальной гигант ломился и стонал.

1987

Чарда