При вечернем и утреннем свете

Бабка Оля ходить не могла,
Огород поднимала ползком:
Все ж полвека, поди, прожила,
Как простилась навек с мужиком.
А теперь пропади огород —
Довершилися Олины дни.
Вот и ваш, горемыки, черед.
Все ж полвека трубили одни.

Хуже нет, как одной помирать
В коченеющей мертвой избе.
Ты прости свою Родину, мать,
Что забыла она о тебе,
Что полвека к солдатской вдове
Собиралась, да не собралась,
Что гордыня у ней в голове,
От гордыни она и спилась.

Умирают старухи мои,
Умирают кормилицы,
Догорают лучинки-огни
На великом горнилище.
За вдовою уходит вдова,
Умирает в окошечке свет.
…«Здравствуй, Марфа Андревна,— жива!»
Засмеется смущенно в ответ.

1987

Окно

«Чем клясть вселенский мрак,
Затеплим огонек».

Так думает дурак.
А умным невдомек.

И легче дураку.
И в мире не темно.

И умные стучат
К нему
В окно.

1986

Окликни улицы Москвы

Замоскворечье, Лужники,
И Лихоборы, и Плющиха,
Фили, Потылиха, Палиха,
Бутырский хутор, Путинки,
И Птичий рынок, и Щипок,
И Сивцев Вражек, и Ольховка,
Ямское Поле, Хомутовка,
Котлы, Цыганский Уголок.

Манеж, Воздвиженка, Арбат,
Неопалимовский, Лубянка,
Труба, Ваганьково, Таганка,
Охотный ряд, Нескучный сад.

Окликни улицы Москвы,
И тихо скрипнет мостовинка,
И не москвичка — московитка
Поставит ведра на мостки.
Напьются Яузой луга,
Потянет ягодой с Полянки,
Проснутся кузни на Таганке,
А на Остоженке — стога.

Зарядье, Кремль, Москва-река,
И Самотёка, и Неглинка,
Стремянный, Сретенка, Стромынка,
Староконюшенный, Бега.
Кузнецкий мост, Цветной бульвар,
Калашный, Хлебный, Поварская,
Колбасный, Скатертный, Тверск
И Разгуляй, и Крымский вал.

У старика своя скамья,
У кулика свое Болото,—
Привет, Никитские ворота!
Садово-Сухаревская!
Окликни улицы Москвы…

1985

Чарда

А теперь и черешню спилили, всего и делов,
Стало больше пространства, что значит посадочных мест,
А кто сел, тот и съест, значит, больше суммарный улов,
Я имею в виду уловление денежных средств.
Что осталось от чарды? — стихи мои, несколько слов,
Под черешней записанных в меланхолическом сплине.
А у новых хозяев затылок багряно-лилов.
И черешню спилили.

Все пространство столов заграбастано западным немцем.
Худосочный восточный на травке жует бутерброд.
Что касается нас, получивших под мякоть коленцем,
Нас — в музеи, в музеи, мы самый культурный народ.
Что касается лично меня, у меня геркулес,
Лично мне безразлично, кому там скатерку стелили.
Старый волк, я уйду с геркулесом за пазухой в лес.
А черешню спилили.

1987

Глухая крапива