При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь

От кузнеца Бирюков и Кротов ушли поздно, когда деревня уже засыпала. Тишину прохладной ночи нарушал лишь приглушенный расстоянием рокот комбайнов, работающих за деревенской поскотиной в ночную смену.

— Полагаю, заночуете у меня? — спросил Кротов.

— Нет, Михаил Федорович, пойду в Березовку, — ответил Антон. — Надо проведать родителей, почти год их не видел.

— Зачем идти? На мотоцикле через пять минут в Березовке будем. А утречком за вами подъеду.

— Спасибо, Михаил Федорович.

Глаза IX

Хлопотавшая на кухне невысокая худенькая Полина Владимировна не то удивленно, не то обрадованно всплеснула руками:

— Антоша, сынок! Вот не ждала — не гадала. Отца жду, слышу — мотор под окнами фыркнул. Подумала, что наконец-то вернулся Игнат с полей, а тут ты заходишь в дом. Почему телеграмму о приезде не отбил? Надолго ли заглянул?

— Переночевать только, — поцеловав мать, сказал Антон.

— Что так коротко?

— Не в отпуске — по работе приехал.

— Не с пасечником ли серебровским разбираться?

— Угадала.

— Ох, сынок, какое несчастье сотворилось… Сколько живем, такой беды не видывали. — Полина Владимировна засуетилась по кухне. — Да ты снимай пиджак, умывайся с дороги. Сейчас ужин соберу, отец вот-вот должен подъехать. Хлеба нынче добрые удались, так он ни свет ни заря уезжает в поле и лишь заполночь домой возвращается.

Повесив на вешалку фуражку и форменный пиджак, Антон снял галстук. Расстегнул ворот рубахи, быстренько умылся и, присев к столу, спросил:

— Дед Матвей спит?

— В поле с отцом на машине утащился. Говорит, надоело телевизор смотреть, вези, Игнат, по полям — хочу своими глазами увидеть, как в колхозе хозяйствуешь.

— Все здоровы?

— Слава богу. С прошлой недели у отца в плече осколок заныл, так он уже четвертый десяток лет у него каждый раз к непогоде ноет.

— Значит, ненастье ожидается?

— Позавчера, сказывают, над райцентром весь вечер гроза бушевала, а у нас ни единой слезинки дождевой не выпало. — Полина Владимировна тревожно посмотрела на сына и вдруг спросила: — Видать, запутанное убийство, если тебя даже из Новосибирска прислали с ним разбираться?

— Я, мам, теперь в районе буду работать, начальником уголовного розыска, — сказал Антон.

— Зачем, сынок, тебе это начальствование? Зачем голову в петлю совать?

— Ну, какая ж тут петля?

— Самая настоящая. Уголовники ведь не пышки в карманах носят, а револьверы да кинжалы. И за примером далеко ходить не надо. Вчера ведь только, говорят, серебровскому пасечнику голову напрочь отрезали. Тревожно, сынок, что-то у меня последнее время на душе. Недавно с отцом о тебе говорили. Он на войне смертей навидался, не робкого десятка мужик, и то со мной согласился: перешел бы ты в адвокаты. Работа адвокатская, говорят, хорошо оплачивается. Спокойней на ней и благородно.

Антон улыбнулся:

— Если все юристы перейдут в адвокаты, то и защищать некого будет. Кто ж ловить-то преступников станет?

— Кому нравится, тот пусть и ловит.

— Вот этим я и занимаюсь.

— Так ведь риск-то какой, Антоша…

— Волков бояться — в лес не ходить.

Осветив окна фарами, у дома остановился «газик». Лязгнули дверцы, и тотчас послышался громкий голос деда Матвея:

— Не доказывай мне, Игнат, не доказывай! Поповщина — земля пшеничная, а за Винокуровским наделом никогда пшеница не родилась. Там же хвощ вовсю прет, закисленная почва. Вот рожь в нынешний год ты на том клину собрал бы.

— На удобрения с агрономом понадеялись.

— Чо, паря, твои удобрения? Химия есть химия! Отравили землицу — и только!

— Ну, это, батя, ты перегибаешь.

— Лучше скажи, что недогибаю! За тем же Винокуровским наделом, помнишь, сколько раньше тетеревов водилось, а? Осенью березки от них чернели! А теперь? Дудки! Напылили химией так, что сороки дохнут. В природе, Игнат, все с умом построено, и если ты своей химией чего-то улучшаешь, то другое при этом губишь.

— Вот с умом и надо улучшать.

— Если б он у каждого, ум тот, был!..

Полина Владимировна улыбнулась Антону:

— Просчет опять обнаружил наш дед Матвей. Бушует!

Дверь отворилась. В кухню, держа под мышкой огромный арбуз, вошел Игнат Матвеевич Бирюков. За ним, задиристо выставив белую бороду, сердито пристукивая дубовым батогом, сутуло ступал высоченный дед Матвей. Антон засмеялся, обнял отца и деда, спросил:

— Воюешь с молодежью, дед?

— А чо на них смотреть, едри-е-корень! Помешались на химии, отравляют землю.

— Здоровье как?

— Лучше, чем у пионера! — дед Матвей подмигнул: — Самую малость средний возраст перевалил. Если бы в машинах бензином не пахло, мотался бы с Игнатом в поле хоть каждый день!

— Умывайтесь, ужинать будем, — пригласила Полина Владимировна. И, приняв арбуз, спросила: — В райцентр заезжали?

— Это в Серебровку завезли арбузы. Завтра нам обещают.

За ужином шел обычный разговор. Дед Матвей бесхозяйственности не терпел и, обнаружив таковую, непременно и сурово отчитывал провинившихся. И сейчас не скоро он отвел душу, но уж отведя и допив чай с малиновым вареньем, почти сразу, покряхтывая, удалился на покой. Полина Владимировна ушла в кухню, оставила Антона и Игната Матвеевича наедине.