Прямо сейчас ваш мозг совершает подвиг. Как человек научился читать и превращать слова на бумаге в миры и смыслы

Аналогичные идеи были высказаны и американским неврологом Вильянуром Рамачандраном. Он считает, что «цель искусства… не просто изобразить или репрезентировать реальность… но усилить, превзойти, даже исказить… и приумножить ее с тем, чтобы сильнее активировать нейронные механизмы, которые были бы возбуждены первоначальным объектом»[492]. Для британского нейрофизиолога Семира Зеки «художники – это в некотором смысле неврологи, изучающие мозг с помощью собственных уникальных методов»[493]. Зеки полагает, что формы искусства могут быть связаны с различными церебральными контурами: фовизм стимулирует цветовую область нашего мозга, кинетическое искусство раздвигает границы области движения и так далее. Кроме того, за творчеством талантливых художников скрывается огромное количество интерпретаций, снова и снова возбуждающих интерес зрителя.[494]

Шанже идет еще дальше. Он считает, что простой стимуляции нескольких систем мозга недостаточно для создания подлинной формы искусства. Самые почитаемые произведения искусства – это не просто «суперстимулы», которые завораживают зрителя гипнотическим движением или кричащими цветами, хотя это описание превосходно отражает суть некоторых тенденций современного искусства! Прежде всего шедевр должен излучать гармонию. Нейронные основы ощущения согласованности между отдельными частями и большим целым – consensus partium, который Шанже помещает в основу художественного творчества, – начали изучать не так давно[495]. В музыке понятие гармонии имеет строго физическое определение. Базовая чувствительность к музыкальным интервалам октав и квинт является культурной универсалией, присутствующей даже у младенцев. По всей вероятности, эта особенность возникает на уровне первичной слуховой области, где консонансные аккорды вызывают согласованную и синхронную нейронную активность, а диссонансные – пульсирующие ритмы. Можно ли таким же образом объяснить гармонию в живописи или скульптуре – с помощью некой фазовой синхронии в многочисленных областях мозга? В настоящее время у нас нет однозначного ответа на этот вопрос, так как нейроэстетика еще молодая[496][497] и противоречивая область нейронауки.

Религия

Еще более спорный вопрос заключается в том, может ли нейронаука пролить свет на универсальную склонность человека к религии. Можно ли проследить религиозное мышление до его предполагаемых эволюционных и нейробиологических корней? Три книги[498], недавно изданные по этой теме, выдвигают когнитивные и даже «нейротеологические» объяснения универсальности религии и ее тысячелетней стабильности.

Дэниел Деннет развивает оригинальное меметическое объяснение Ричарда Докинза. Наша способность к культурной передаче через язык и имитацию, утверждает он, неизбежно ведет к появлению паразитических ментальных репрезентаций, называемых мемами. Эти ментальные объекты не обязательно должны приносить пользу своим хозяевам – единственное требование состоит в том, чтобы они служили эффективными «репликаторами», облегчающими передачу информации от одного разума к другому. Религии есть не что иное, как самовоспроизводящиеся совокупности ментальных представлений с одной характерной особенностью: само их содержание диктует верующим, что было бы святотатством не придерживаться их слепо и не популяризировать преданно и усердно.

Паскаль Бойе более глубоко исследует когнитивные основы, объясняющие легкость распространения религиозных идей. Как и Спербер, он предполагает, что эти «психические эпидемии» находят отклик в предсуществующих ментальных модулях нашего мозга. Религия – это своего рода паразит, который едет на когнитивных модулях, предназначенных для социального интеллекта, морального чувства и причинного вывода. Именно эти модули заставляют нас определять причинный фактор, когда мы видим, что объекты движутся целенаправленным образом. В сущности, говорит Бойе, мы заранее запрограммированы на то, чтобы обнаруживать всемогущий замысел, намерение и мораль в своем окружении.