– Чувство юмора – это для слюнтяев. И лентяев. Посмеялся – вроде как и дело сделал. А ведь не сделал! – Вообще-то, Алексей редко позволял себе говорить с напарником в таком тоне, но сейчас он злился на него, потому что и сам был не в своей тарелке по поводу предстоящего. Не каждый рабочий день, знаете ли, получаешь от начальника поручение замочить президента страны. Это чересчур, тут Андрюха прав, черт его задери. Тем более когда испытываешь уважение к этому президенту – Паутов, что бы про него ни болтали, настоящий мужик, умеет поставить на место всяких обнаглевших придурков и внутри страны, и снаружи. И ни в какую большую войну не втравил Россию, уже большое достижение. Тишь да гладь, живи себе потихоньку, чего плохого? А то, что воруют, ну что ж, всегда воровали. Всегда и все, каждый на своем месте.
– Некоторые дела лучше вообще не делать… – заметил тем временем Андрей и, видимо, чтобы переменить тему добавил: – Эх, сейчас бы в Париж.
– Опять ты про свой Париж?
– Господи, как хорошо мы с женой съездили туда! Музеи…
– Музеи? – вопрос Алексея прозвучал саркастически и даже с некоторой долей горечи, словно вот уж подобного падения от лучшего напарника он ожидать никак не мог.
– Больше всего понравился музей ихних вооруженных сил. Представить себе не можешь, сколько там стрелкового и холодного оружия разных времен. Ну и вообще, Монмартр, эти их кафешки, улицы…
– И что? Чем их улицы лучше наших?
– Черт его знает. Мне никогда не было так… так… две недели полной расслабухи. Хотя водки – ни грамма. Пили только красное. Бокал в обед.
– Чую, обед сегодня нам не светит. Вот смотри, предположим, найдем парашют, что дальше? Этот… не знаю, Паутов – не Паутов, наверняка уже где-то в другом месте, чего ему у парашюта всю ночь торчать? Придется хорошенько нашастаться по лесу. Может, и правда не Паутов катапультировался? – с надеждой спросил сам себя Алексей.
– Бокал красного в обед – это для меня теперь важно, – Андрей погладил себя по груди, словно только что опорожнил бокал вина и ощущает растекание тепла по телу. – Потому что за Париж.
– Ну, хватит. Со своим Парижем. О деле надо думать. Рули давай.
Подключенный GPS-навигатор, который висел на присоске на лобовом стекле, бесстрастным голосом высказал более точную рекомендацию: «Поверните налево, через двести метров – плавный поворот направо». Впереди по левую руку через несколько секунд показался съезд с шоссе на грунтовую дорогу, которая, плавно изгибаясь, убегала двойной межой, разделявшей поле и лес. Машина снизила скорость и свернула.
* * *
Данила приехал на станцию искусственного осеменения сельскохозяйственных животных в Быково к девяти утра. Впрочем, согласно трудовому договору именно к этому времени он всегда и должен был являться на работу.
Ему хотелось быстрее отключить им же заложенную программную мину в сервере, вернее, перенастроить ее на новый срок активации, а после этого с легким сердцем распрощаться с этой работой навсегда. Теперь уж Данила решил не рисковать – мина «сдетонирует» через два месяца, решил он, и никто не сможет ни обвинить его в саботаже, ни задержать остатки зарплаты. А требований к директору станции и выдвигать не стоит, пусть просто все тут рухнет. Навсегда. Пусть этот жирный битюг изойдет бессильной злобой, думал Данила. Это даже приятнее, чем выцарапать у него под шантажом денежную компенсацию за увольнение.
Забавно, подумал он, а может, и символично, что явка на работу в точное время пришлась на его последний рабочий день на станции. Впрочем, размышлять о смысле этого совпадения он не был настроен. Он пришел, потому что глупо упускать зарплату за целый месяц. Но думать об этой работе и какой-то там дурацкой символике, связанной с ней, он не собирался. Никакой больше чертовой мелочевки в жизни! Противоречия между тем, что он поехал на ненавистную работу из-за месячной зарплаты, в то время, как не хочет применить шантаж ради получения двухмесячного пособия по увольнению, Данила сначала не заметил. А когда заметил, то разрешил его для себя просто: сегодня будет пограничный день, день последней его уступки мелочам жизни. Сейчас он кое-что наладит в сервере, и на этом – всё. Отныне он будет заниматься только достойными делами. Он был из той породы людей, которые все время откладывают полную жизнь, жизнь по своим планам и правилам, полагая, что к этому этапу надо как-то особенно подготовиться. Такие люди мечтают выйти на арену жизненного Колизея в блеске лат, под которыми перекатываются накаченные мускулы, но все время откладывают первый визит в фитнес-клуб или в бассейн, уверенные, что это непременно будет сделано, но в свое время, не сейчас, а пока… пока нужно еще уладить кое-какие мелочи, ведь нельзя же допустить эти мелочи в новую, сияющую успехом жизнь. А главное – подобные Даниле люди не задумываются, с кем, собственно, собираются сражаться на залитой светом арене. И захочет ли тогда кто-нибудь с ними сражаться.