Проклятье! Как получилось, что его травят, как дикого зверя, а он, один из могущественнейших людей на земле, не знает, куда деваться. Загнан в угол в прямом и переносном смысле. И нет никого, кто бы пришел на помощь. Паутову ужасно захотелось исчезнуть, сгинуть, чтобы ни одна живая душа даже не догадывалась, где его искать. Ни одна.
А что если это сама судьба подбрасывает возможность уйти на покой? Погиб в авиакатастрофе после того, как присоединил к России Белоруссию. Красивая легенда. Найдутся надежные люди, которые за хорошую мзду выправят паспорт и прочие документы на имя какого-нибудь Иванова – ни в жизнь не подкопаешься. Конечно, придется лишиться бизнеса в России. Несколько крупных корпораций – строительство, нефть, да много всего… Ну и к черту их, эти компании. На имена сыновей за рубежом столько недвижимости и других фирм позаписано. Не говоря уже просто о счетах в банках в Швейцарии, на Кайманах. И черт с ним, с Микуловым. Все в самолете погибли, кроме него… Разве это не знак? Судьба, или Бог, или вселенский разум, неважно как это называть, дает знак – живи. Ведь возраст уже нешуточный, а так хочется пожить. В Библии вроде описывается, как люди жили чуть не по тысяче лет. Ну тысячу лет, конечно, не протянешь. Но на сотню можно замахнуться. И это имеет смысл, только если не станешь к этому возрасту развалиной. Всю ночь Паутов думал об этом. Крушение борта №1, немыслимое, казалось бы, было фактом. До сих пор у него перед глазами был горящий самолет, разметавшийся на части после удара о землю. Опускаясь на парашюте после катапультирования, Паутов видел, как самолет окончательно нырнул в лес и как почти сразу взорвался, осветив округу. Страшно было представить себе, что стало с теми, с кем он летел, с министрами, с которыми он работал, большинство из них он знал долгое время.
Смерть была этой ночью очень близко, и это чудо, что ее сеть загребла всех, кто был с ним рядом, а его, казалось, самую крупную рыбину среди них, пропустила.
Паутов сидел в тихом дворе станции осеменения, у стенки, из-за которой доносилось мирное мычание, смотрел то на траву, то на ясное небо, и ему отчаянно хотелось, чтобы его жизнь протекала в какой-то похожей на эту сельской идиллии. И чтобы жизнь длилась вечно. Ну или, если не вечно, то хотя бы по-настоящему долго.
В этот момент где-то у него под боком разразилась веселая мелодия. Что это? Он стал хлопать себя по карманам и обнаружил в кармане пиджака телефон. Откуда в кармане мобильник? Паутов давно уже не имел при себе телефонов. Для этого есть специальные люди – телефоны президента носить. Мелодия набирала обороты, становилась все громче. Вот уж чего ему сейчас точно не нужно, так это привлекать к себе внимание бравурными треками. На табло светилось имя: «Панфилыч». Что за Панфилыч? Паутов хотел дать отбой, но в суете нажал на кнопку «Ответить». Чей-то голос зарокотал в динамике. Паутов приложил аппарат к уху.
– Слышишь – нет, Алексеич? – гудел голос.
– Да, слушаю, – ответил Паутов.
– Здоровеньки. Я чего звоню-то? На выходные рванем на рыбалку?
– Кто это?
– Артем, не дури.
«Артемка!» – пронеслось в голове Паутова. Вот кто сунул ему в карман телефон. Только теперь Паутов стал припоминать, что произошло в последнюю минуту перед его катапультированием из горящего самолета. Ну да, это его денщик, Артем Алексеевич, дал ему свой телефон. Только зачем? Он о чем-то просил – куда-то позвонить.
– Сегодня же пятница, так? А в понедельник 12 июня. Этот… День независимости, что ли, не пойми, от кого, или как там правильно этот праздник? Забываю всю дорогу. Это же к выходным плюсуется, – бубнил между тем голос в трубке, – Ну чего, давай порыбачим? Не сидеть же тебе три дня подряд под боком у жены.
Вот что! Паутов наконец вспомнил: Артем просил позвонить своей жене. Позвонить и сказать ей… что? Что он любит ее. Или что-то вроде этого.
– Вы не туда попали, – отрезал Паутов и дал отбой.
Ладно, жене Артемкиной, конечно, надо будет позвонить. Пособолезновать. Только не сейчас.
Этот звонок придал Паутову бодрости, вернул его в привычные координаты существования. Не так уж все и изменилось. Вот же: люди собираются на рыбалку, планируют, как выходные провести. И день такой погожий. Птицы поют. За воротами виднеются поля и леса – красота. Паутов скосил глаза в противоположный кирпичный угол, образованный тем же зданием и второй пристройкой. В углу на асфальте легкий ветерок по временам пошевеливал какой-то сор – голубиное перо, бумажонку, пару сухих листьев. И было в этом что-то особенно умиротворяющее. Да, славно было бы оказаться сейчас где-нибудь далеко-далеко, на райском, спокойном острове. Надо, наверно, уйти уже на покой. Пора. Иначе долгой жизни не будет. Но сначала все-таки придется разобраться с Микуловым.